Новый год мы не праздновали из-за общего депрессивного настроения, но в январе отпраздновали моё восемнадцатилетие, а в феврале двадцатилетие Данте. Скорее всего именно с его дня рождения мы и начали по-настоящему сближаться – распили на двоих найденную в отцовских закромах двухлитровую бутылку дорогого шампанского, оставив Лив и Кею шипучий лимонад с печеньем. В тот вечер мы оба слегка захмелели, в результате чего даже позволили себе начать травить анекдоты. Кажется, именно с того вечера Лив начала ревновать меня к Данте в более открытой форме. Ей было сложнее: уменя хотя бы появился ровесник, с которым я могла общаться на равных и даже распивать шампанское или пиво, у неё же не было такой роскоши – только Кей, лишь недавно приучившийся к горшку, чужак Данте, которому она не стала доверять ни на йоту даже получив от него генератор с оружием и рациями, и я, которая в то время слишком сильно депрессовала, чтобы уделять ей желаемую ею массу моего внимания. Так и развивались-запутывались наши взаимоотношения.
В мае стало совсем хорошо: холодные ночи отступили, солнечный свет оживлял даже этот изуродованный мир, зазеленел и запел птичьими голосами-трелями раскинувшийся за домом лес. С каждым прожитым днём у меня всё хуже получалось игнорировать внимание Данте, которое он проявлял по отношению ко мне с первого же дня нашего знакомства. На поверку Данте был симпатичным, но когда в середине мая он отмылся в лесном озере, из-под смытого слоя пота и грязи на поверхность вдруг проступил настоящий красавец: высокий, хотя и не крупногабаритный, с хорошо развитой мускулатурой и намёками на кубики пресса. Мою же симпатичность он, должно быть, рассмотрел даже под слоем пота и грязи, и всё же я удерживала свою амбразуру до последнего.
Всё началось с походов в лес, во время одного из которых, в середине марта, мы отыскали лесное озеро, расположенное в пяти километрах вглубь леса от нашего дома. Я с Данте ходили в лес уже третий месяц, лишь изредка беря с собой Лив с Кеем – когда мы их брали, обычно возвращались домой без добычи, но и взаперти удерживать их круглыми сутками было нельзя. За три месяца мы научились устанавливать кое-какие силки, а по книге с красноречивым названием “Руководство отшельника”, которую я раздобыла в местной библиотеке, мы обучились охоте на мелкую дичь, её разделке, а также сбору элементарных трав вроде одуванчика и медуницы. Но за три месяца нам удалось поймать только одного кролика, пару перепелов и несколько белок, так что обучение охоте в действительности у нас продвигалось не воодушевляюще быстро. Неудивительно, что нахождение лесного озера нас моментально взбодрило: рыбалка у нас пошла намного лучше, чем охота. Возможно причиной тому было буквально кишащее рыбой озеро – судя по указателю, установленному возле деревянного мостика при озере, прежде здесь были частные угодья и озеро принадлежало какому-то фермеру, который промышлял платной рыбалкой. Не прошло и года с момента Первой Атаки, а огромное озеро уже выглядело заброшенным и дичающим.
Дарами озера мы кормились с середины марта – как только вода окончательно оттаяла и мы разжились хотя одним, но зато добротным спиннингом. И хотя рыба в руки Данте шла охотнее, чем в мои, всё же теперь, возвращаясь домой с пятью-шестью крупными рыбинами, которые мы заранее разделывали и готовили на костре, я чувствовала себя по-настоящему сильной. “Я смогу выжить, смогу прокормить Лив и Кея, смогу научить выживать и их”,– эта мысль в первый год после Первой Атаки была для меня чем-то наподобие мантры.
В середине мая было уже не просто тепло, но даже жарко, и тем не менее вода в озере оставалась прохладной. Мы с Данте так и ждали момента, когда можно будет искупаться в этом огромном, кажущимся кристально чистом чане, но вода, в отличие от воздуха, никак не торопилась прогреваться. В тот день, когда Данте не выдержал и отправился плавать, за пять часов рыбалки мы словили всего лишь трёх средних рыбёшек, чего, впрочем, для нас было вполне достаточным. Мы развели костёр и, подвесив свою добычу над тлеющими углями на стальных шампурах, когда-то принадлежавших моему отцу, с урчащими желудками стали дожидаться приготовления пищи. Заскучав от молчания, которое лично меня никогда не напрягало, Данте отошёл от костра и вдруг начал раздеваться.
–Не забудь снять трусы,– с грубоватой нотой в голосе съязвила я, когда он сбросил с себя футболку и штаны. Хотя он не обернулся, я была уверена в том, что в ответ на моё замечание он ухмыльнулся. Хорошо, что в тот момент я не увидела его улыбки – она действительно была какой-то слишком заразительной.
В воду он вошёл смело: хотя она и была прохладной, он не остановился и даже не издал ни единого тяжёлого выдоха. Сначала я наблюдала за ним, надеясь заметить в его движениях сомнения, но так и не дождавшись победоносного для меня зрелища, легла на спину и, закрыв глаза, начала греться на клонящемся к закату солнышке. Прошло всего несколько минут, когда я услышала первый громкий хлопок в воде. Резко открыв глаза и опершись на предплечья, я увидела как Данте, заплыв за густые кусты, начал пугающе барахтаться на поверхности воды – словно пытался не уйти под воду, но все его попытки оборачивались провалом.
–Эй, ты чего?!– мгновенно вскочив на ноги, я сжала кулаки.
Не получив ответа и увидев, что его барахтанье усиливается, я зашла в озеро по колено и вдруг остановилась – вода была слишком прохладной!
–Данте!!!– я решила попробовать ещё раз докричаться до него, на сей раз заметно повысив голос.
–Кажется, я за что-то зацепился!.. Ногу свело судорогой!
После услышанного я уже не медлила – бросилась вперёд и, один раз нырнув с головой в жидкий холод, отчего у меня даже в темени закололо, в считанные секунды оказалась с другой стороны кустов.
Увидев Данте свободно держащимся на поверхности воды и широко улыбающимся, я опешила:
–Ты чего?!– он не ответил, но до меня быстро дошло.– Ты притворялся?!
–А ты как думаешь?– довольно ухмыльнулся он, но его заразительная улыбка на сей раз не сработала.
–Придурок!– едва не стуча зубами, я резко развернулась и поплыла обратно к берегу.
–Ну хоть помылась с ног до головы!– в след довольно бросил мне придурок.
Раздражительность меня не покидала следующие полчаса. Одежда промокла насквозь, до дома было пять километров хода. В итоге пришлось раздеться до белья и развесить одежду сушиться на ветках молодого дуба, возле которого мы традиционно в одном и том же месте жгли свой костёр. Чтобы не мёрзнуть, я накинула на себя чрезмерно большую толстовку со сломанной молнией, принадлежащую Данте, и отошла к большому дубу, чтобы прикрыть спину от фантомных дуновений ветра, которых в тот день не было.
–Да брось, сегодня тёплый день!– обтираясь своей футболкой, Данте подошел к дубу и в итоге расположился слева от меня.– Будешь дуться?
–Лучше отвали.
–Зато смотри какая ты белая стала после встречи с водой! Отбелила даже губы.
Сначала я хотела огрызнуться словами: “Они побелели от холода, идиот!”,– но вдруг встретилась взглядом с улыбающимися глазами собеседника и до меня сразу дошёл весёлый сарказм его слов. Не выдержав напора, я всё же заразилась его улыбкой. Ухмыльнувшись, я отвела взгляд от его губ:
