А тем временем брошенная мной в самом её начале жизнь, мой падкий на большие деньги парнишка Стэнли, ненавидящий меня в детстве, но возлюбивший меня не после моего желания обрести с ним связь, но после моей демонстрации ему пачки зелёных купюр, отлично помог мне провернуть моё первое дело, сделавшее мне громкое имя Больничного Стрелка. Таким образом мой нежеланный сын стал моим успешным проектом, каким моя любимая дочь должна была стать лишь в долгосрочной перспективе, о которой она всё ещё не подозревала. И мой сын, и моя дочь не просто обещали оправдать своё существование, подаренное мной им, но оправдывали его. По крайней мере до сих пор. Если Байрону Крайтону, этому самодуру с завышенным самомнением, каким-то образом стало известно действительно всё, значит Стэнли точно попадёт под раздачу одним из первых. Было бы интересно узнать, кто из двух моих детей в итоге отречётся от меня первым: сын, знающий всю мою правду, или дочь, даже не догадывающаяся хотя бы о малой части всей правды? Я бы поставил на Августу: эта девчонка, носящаяся со своим младшим братиком, будто тот действительно таковым для неё является, наверняка мгновенно переметнётся на сторону Байрона Крайтона, хотя тот не является ей родной кровью. И хотя говорят, будто яблоко от яблони далеко не падает, всё же у многих яблонь имеются плоды, смогшие отлететь на достаточное расстояние, чтобы прорасти в другом саду или даже на пустыре, во имя идеи продолжить свой рост отдельно от отбросившей их жизнь яблони, и идеи со временем создать свой собственный сад. Стэнли – яблоня, выросшая в тени моего сада; Августа – яблоня, пустившая корни в саду Крайтонов. Это означает только одно – они оба предадут меня.
Октябрь – ноябрь.
Как только я сбежал из особняка Крайтона, я сразу же выбросил в окно мчащегося из Роара мерседеса, за рулём которого сидел, свой телефон и свои псевдоочки, без которых, с момента реализации первого дела Больничного Стрелка, я не появлялся на людях. Я специально носил их, имея завидное зрение, таким нехитрым способом желая убедить смотрящих на меня людей в обратном – разве Больничный Стрелок не отличается меткостью?– и заранее заботясь о конспирации. Я знал, что моя фотография на любой потенциальной ориентировке будет отпечатана обязательно с этими очками – фотографий, на которых я был бы запечатлен без очков, Крайтон не сможет предоставить полиции, потому как таковых попросту не имеется. Итак, все будут искать мужчину в больших квадратных очках и потому не будут замечать лица, не украшенного этим максимально отвлекающим внимание аксессуаром. В автомобиле Лурдес отсутствовала спутниковая система навигации, о чём мы с ней всегда заботились при покупке каждого нового автомобиля, так что об отслеживании меня столь примитивным способом я мог не переживать. Мне необходимо было только добраться до деревни Вирлпул и спрятаться на заброшенной даче отца.
В начале сентября, когда мы с Лурдес только приехали в США, чтобы погостить у её псевдосына, я узнал от Стэнли, что дача, в которой я провёл много сладостных ночей с семнадцатилетней красоткой, нынешней старушкой миссис Крайтон, уже десять лет как продана пожилой паре, однако из-за ухудшегося здоровья этой четы дача уже два года как заброшена и обещает скоро прийти в аварийное состояние. Как только Тереза Холт предстала передо мной собственной персоной, я сразу почувствовал запах жареного и решил перестраховаться. На заброшенной даче, не принадлежащей моей семье уже десять лет и заброшенной её нынешними хозяевами, меня точно не станут искать. Это место для пережидания бури идеальное: вполумиле от населённого пункта, без соседей и укрыто кронами густо разросшихся елей. В сентябре я сделал здесь запасы еды, одежды и бытовых мелочей, должных хватить в крайнем случае на месяц-полтора. Я прекрасно понимал, что дольше оставаться незамеченным на этом месте у меня не удастся из-за неминуемых зимних морозов: рано или поздно низкая температура воздуха начнёт вынуждать меня развести огонь в камине, который будет угрожать мгновенным разоблачением моего присутствия в заброшенном доме. Мне необходимо было время, максимум семь недель, не дольше, и я был готов к этой осаде.
За первую неделю я успел поменять старые автомобильные номера на новые и перекрасить кузов машины из чёрного в зелёный цвет, сделав эту работу качественно, без заляпывания окон, при помощи пульверизатора, картона и трёх мотков изоленты. Все материалы и инструменты были мной приготовлены даже раньше, чем запасы продуктов, так что вопрос оставался только во времени и моей усидчивости, а так как и первого, и второго у меня сейчас было достаточно, результат получился хорошим. В заброшенном гараже я работал только днём, чтобы ночью не включать свет и не привлекать к себе внимание проезжающих по лесной дороге автомобилей немногочисленных деревенских жителей. За три недели по дороге мимо моего заброшенного на первый взгляд убежища, в котором я вполне неплохо обосновался, проехало не больше десятка автомобилей, что могло говорить о том, что дела у Вирлпул, скорее всего, совсем плохи: наверное, в деревне осталось совсем мало постоянных жителей и она, постепенно превратившись в дачное поселение, уверенными шагами продолжала продвигаться к упадку.
Я провёл в подполье ровно три недели. В заброшенной даче мной была обустроена для жилья только одна комната, расположенная в глубине дома, единственное окно которой выходило в стену стоящего напротив разрушенного сарая. Только в этой комнате крыша всё ещё не протекала во время ливневых дождей, которые зарядили беспрерывным потоком сырости и холода с двадцатых чисел октября, и окно только этой комнаты не выходило в сторону лесной дороги, с которой случайный прохожий мог бы заметить движение внутри дома.
Чем ближе октябрьские дни приближали осень к ноябрю, тем мрачнее становилась погода. Я же не мог воспользоваться автомобильной печкой, потому как хотя у меня и имелись некоторые запасы топлива, тратить их столь бездумно было бы глупо. Камин топить я тоже не мог и потому круглосуточно ходил в тёплой одежде, по ночам надевая поверх свитера ещё один, связанный из овечьей шерсти. Хотя изначально я переживал из-за неимения возможности помыться, ситуация с отсутствием душа всё же в итоге оказалась для меня не критичной: хотя я не мог позволить себе полноценную гигиену, благодаря влажным салфеткам, антисептикам и дезодоранту, неприятного запаха и кожного зуда я всё ещё избегал.
Изначально я планировал выждать месяц, но из-за боязни подхватить в постоянной сырости серьёзную простуду, что в моём возрасте могло бы стать для меня фатальной ошибкой, и из-за непредвиденно быстро иссякающих продуктовых запасов, я решил покинуть своё укрытие на неделю раньше. Для этого я достал из бардачка новый телефон, которым обзавёлся за неделю до убийства Терезы Холт, и вставил в него сим-карту, в конце сентября сделанную мной на имя Августы без её ведома – моя дочь забыла свой паспорт в машине, что позволило мне по-быстрому воспользовался им. Обычно без присутствия владельца паспорта сим-карты не оформляются, однако я соврал, будто моя начальница попросила оформить всё без её участия и заплатил молодому парнишке сто баксов за быструю работу, так что этот вопрос у меня тоже был своевременно продуман. Хотя, может быть стоило обзавестись незарегистрированным телефоном.
