–Во время наложения гипса на Вашу руку Пауль находился в кабинете доктора рядом с Вами?
–Нет, его не впустили в кабинет, и он вынужден был остаться ожидать меня в коридоре. Когда я вышел, его уже не было – явившиеся по наши души социальные работники отвели его в машину, на которой нас позже доставили обратно в фостерную семью.
Кажется у всего моего тела начался неуловимый для постороннего глаза тремор.
–Назовите имена социальных работников, которые забирали вас в ту ночь из больницы.
–Уилла Смит и Юджиния Роджерс. Только носительницы этих имён ничего вам не скажут.
–Почему же?– мои мышцы от напряжения превратились в стальные канаты.
–Этих женщин уже нет в живых. Миссис Смит, разменяв седьмой десяток, умерла больше десяти лет назад, а миссис Роджерс, добравшись до восьмого десятка, отошла в мир иной года три тому назад.
–В таком случае, кто ещё, кроме Вас, может рассказать нам о той ночи?
–Может быть кто-то из медицинского персонала,– выпятил нижнюю губу мужчина, тем самым давая понять, что не владеет ответом на данный вопрос. Но вариант с медицинским персоналом был паршивым: тридцать два года назад половину штата городской больницы Роара составляли старики, которых, как миссис Смит и миссис Роджерс, уже нет возможности допросить по причине истечения их жизненного времени, а вторая половина “пустая” – ничего не видела, ничего не слышала, ничего не может рассказать.
–В ту злосчастную ночь Вы, случайно, не отметили за Паулем странного поведения?– не сдавалась я, будучи уверенной в том, что здесь ещё можно долго и упорно копать, и непременно откапывать ценные камни.
–В ту ночь мне всё казалось странным: мой первый в жизни перелом, неудавшийся побег, паника в больнице… В ту ночь мы с Паулем были обычными, испуганными подростками.
–Подумайте, мистер Легран, кто ещё может рассказать нам об этой ночи? С кем кроме вас Пауль ещё общался, был близок? С кем он дружил?
–Ни с кем кроме меня он больше не дружил, а потому близко общался только со мной. Пауль был замкнутым парнем. Его не травили, как это часто встречается среди подростков, и он не был изгоем – он просто не мог найти общий язык с другими детьми. Периодически я пытался свести его со своими приятелями, но он всегда откровенно упирался, предпочитая зубрить математику. Дети сторонились его из-за его хмурости… – Мистер Легран на секунду задумался.– После обретения независимости от фостерной семьи Пауль мечтал работать в банке, потому что банк у него, как и у всех подростков, ассоциировался с большими деньгами. В итоге он и вправду смог устроиться в крупный банк, стал много зарабатывать, у него были красивые женщины и сам он превратился в красавца в деловом костюме, но семейную жизнь, которую он не знал с самого момента своего рождения, он так и не смог постичь: два брака и оба провальные.
Поняв, что косвенные вопросы себя исчерпали, я решила перейти к основным:
–Мистер Легран, в ту ночь у Вас или у Пауля Дэвиса был при себе пистолет?
–Что?!– неожиданность подобного вопроса, казалось, привела моего собеседника в настоящий шок.
–Может быть Вы его где-то нашли? На одном из заброшенных складов или…
–Нет! Никакого пистолета у нас не было!
Очевидно, на этом можно было заканчивать.
–Что ж, благодарю Вас за уделённое нам время,– начала откланиваться я, ощущая зуд в области горящих пяток – мне срочно нужно было встретиться лицом к лицу с Паулем Дэвисом!– Хорошего Вам дня.
–И Вам тоже,– продолжая таращиться на меня недоумённым взглядом, приглушённо выдавил из себя мистер Легран, что ещё раз доказывало, что его разговорчивость закупорилась, словно джин в бутылку. Теперь он заговорит только на допросе, который, впрочем, исходя из увиденного мной психологического портрета Леграна, обещает пройти без пристрастия.
Уже сев за руль и дождавшись, пока Арнольд захлопнет свою дверь, я молниеносно встретилась взглядом с напарником. Уверена, моё лицо выражало смесь предвкушения с сумасшествием.
–Ну что?– только и смогла выдавить я, не желая выдавать всю глубину своего состояния лишними словами.
–Пауль Дэвис не просто был в городе во время появления Больничного Стрелка – в ту роковую ночь он находился в той самой больнице.
–В детстве дети сторонились его из-за его хмурости, из-за чего у него не было друзей. Астрид, рассказывая об его отношениях с Терезой Холт, использовала словосочетание “маниакально настроенный”.
–На момент первого дела Стрелка Паулю было пятнадцать лет,– повёл бровью Рид, тонко намекая на то, что мы всерьёз подозреваем в безжалостном и тонко сработанном преступлении подростка.
–На момент убийства Рины Шейн ему было уже сорок два,– не сбавляла силы своего напора я, параллельно заводя зажигания.– Это и может быть ответом.
–Его возраст?
–Именно. Почему полиция упустила его в первый раз? Потому что все были сосредоточены на поиске хладнокровного убийцы. Стереотипы сработали на отлично: все искали кровожадного взрослого. Но что если полиция рассмотрела все варианты, кроме очевидного? Что если убийцей был не взрослый человек? Что если метким стрелком являлся озлобленный на мир, пятнадцатилетний парнишка?
–Предполагается, что двое из убитых, доктора, были случайными жертвами,– Арнольд говорил о моих родителях. Да, они, несомненно, были случайными жертвами.– Но что с роженицей? С чего бы вдруг пятнадцатилетнему парню убивать молодую женщину, недавно родившую сына? И куда исчез ребёнок?
–Думаю, того ребёнка уже давно нет в живых. Убитая роженица: Пина Браун. Может быть она хотела отказаться от своего новорождённого ребёнка или… Или уже отказалась!
–Нет!– Арнольд замахал руками.– Пауль не может быть ребёнком этой женщины. На момент смерти ей было всего двадцать восемь лет, что значит, что Пауля она должна бы была родить в тринадцатилетнем возрасте.
–Может быть я тебя удивлю, но тринадцатилетние девочки уже способны и выносить, и родить ребёнка.
–И оставить его в картонной коробке под дверями какого-нибудь детского сада, из-за страха перед родительским или общественным гневом.
–Бинго, Рид! Ты всё-таки гений.
–Эта версия шита белыми нитками, Пейтон.
–Не переживай, скоро мы её сошьём прочной бичёвкой,– уверенно отчеканила я, свернув на улицу, ведущую к полицейскому участку.
Арнольд был прав: внезапно всплывшая версия была действительно шаткой, но тем не менее именно она за последние тридцать два года оказалась максимально близкой к правде. По крайней мере среди всех тех вариантов, которые до сих пор были мне известны. Сейчас же, с силой сжимая руль в своих руках и плавя своим пылающим взглядом остывший асфальт, я просто не могла поверить в то, что к решению этого сверхсложного ребуса всей моей жизни меня привёл случайный разговор в баре. Астрид Бардшо вручила мне в руки клубок с торчащей из него нитью Терезы Холт, и стоило мне только дернуть эту нить, как клубок мгновенно пришёл в движение. Теперь я не выпущу из своих рук ни этот клубок, ни эту нить, до тех пор, пока не распутаю их до самого основания.
