—Прекрати меня так называть!— кричу я, запустив руки в волосы и сжав два кулака.— Боже, как ты меня бесишь!
На этот раз он смеется, и мне хочется вынуть кулак из волос и ударить им прямо в его идеальную челюсть.
—Я рада, что моя жизнь для тебя — шутка.
Его юмор исчезает, сменяясь раздражением.
—Поверь мне, последнее, что я думаю о тебе, это шутка.
Что, черт возьми, это значит?
—Назови мне настоящую причину, по которой ты не можешь рисовать.
—Потому что алкоголь сделал меня хорошей художницей. Я больше не пью; следовательно, я больше не могу рисовать.
—Как давно ты рисуешь?
—С детства.
—Когда ты начала пить?
—Когда была еще ребенком.
Он хмурится. От его взгляда мне хочется сжаться в комок. Отвращение, смешанное с испугом.
—Мне было пятнадцать,— тихо добавляю я, опустив глаза.
Проходит целая минута, прежде чем он снова заговорит. На какое-то время я задумываюсь, не собирается ли он действительно ничего не говорить и просто выйти из моей квартиры. Я бы не стала его винить.
—Но я предполагаю, что ты начала рисовать еще до пятнадцати лет. Такой дар, он с самого рождения в тебе, верно?
—Да…— говорю я, медленно поднимая на него глаза.— Я всегда рисовала. С самого детства.
—Значит, ты все еще можешь. Ты просто думаешь, что не можешь. Но твой талант все еще там.
—Я не знаю…
—Сделай мне одолжение. Перестань наказывать себя чистым холстом.
—Я не…
Он поднимает руку, останавливая меня, и смотрит на меня.
Я наказываю себя? Я думала, это для того, чтобы попытаться вдохновить себя. Но разве картины не должны быть там, где я могу их видеть, чтобы напоминать мне о том, что я могла сделать… что я могла бы сделать снова? Не чистый холст.
—Повесь картины. Напоминай себе о том, на что ты способна. О том, что у тебя хорошо получается. Что ты любишь. Ну, все, кроме этой.— Он тянется к картине с балериной, поднимает ее.— Я хочу эту.
—Почему?
—Моя племянница помешана на балете. Ей бы она понравилась.
—Я не знала, что ты дядя.
—Две племянницы. Дети Зевса. Джиджи пять лет, и она одержима балетом. А Тее всего шесть недель.
—Мило,— говорю я.
—Невероятно.
—Готова поспорить, ты их до смерти избаловал.
Он смотрит на меня.
—Все время, черт возьми. Вот тому пример.— Он кивает вниз на мою картину.— Итак, могу я купить эту у тебя? Неважно, сколько она стоит.
—Нет.— Я качаю головой.
—Ари…
—Забирай. Назови это подарком за, ну, знаешь, твою помощь прошлой ночью.
—Ты не должна мне ничего за это.
Я пожимаю плечами.
—Неважно. Я все равно хочу, чтобы она была у тебя. Ну, у твоей племянницы.
—Ты должна позволить мне дать тебе что-то за нее. Я не могу просто взять картину. Это неправильно.
—Честно говоря, мне ничего не нужно, но, если тебя это так беспокоит, сделай пожертвование на благотворительность.
—Хорошо. Я могу это сделать.— Он кивает.— В какую благотворительную организацию?
—Американский фонд по предотвращению самоубийств,— говорю я, не задумываясь.
Он молча наблюдает за мной. Как будто он пытается собрать все части меня воедино, но у него ничего не получается.
—Хорошо.— Его голос грубый.— Я сделаю пожертвование сегодня.
—Спасибо,— тихо говорю я.
Мы замолчали на мгновение. Все невысказанные слова молча висят между нами.
Он заговорил первым:
—Ну, я думаю, мне пора уходить.
—Точно. Да. Конечно.
Я иду за ним в гостиную и молча наблюдаю, пока он надевает кроссовки.
Затем я иду за ним к входной двери. Он отпирает и открывает ее, проходит через нее, держа в руке мою картину.
—Итак… еще раз спасибо за спасение прошлой ночью.
Он качает головой в молчаливом упреке.
—Тебе не нужно благодарить меня, Уголовница. Я сделал то, что сделал бы любой парень.
—Ну, не любой парень. Не думаю, что Кайл стал бы угрожать тебе, чтобы спасти мою задницу.
—Хорошая мысль,— говорит он.
Я хихикаю.
—Не забудь, что утром я тебя подвезу.
Я прикладываю два пальца к голове и отдаю честь.
—Почему ты вообще так рано приезжаешь?
Он всегда приходит первым, раньше всех остальных игроков, и всегда уходит последним.
—Мне нравится делать кардио перед началом тренировки.
—А после? Ты остаешься намного позже, чем другие игроки.
—Тяжести. Иногда я хожу на массаж. И мне нравится проводить время за просмотром кассет.
—Помешанный,— говорю я.
Он смеется.
—Ну, по крайней мере, я знаю, почему мой отец писается кипятком по тебе. Ты, конечно, самый преданный игрок.
—Ты не считаешь меня гомнюком?
—Нет.— Я ухмыляюсь.— Я думаю, что ты и есть гомнюк.
—Низко, Уголовница.— Он прижимает руку к груди.— Ты почти задела мои чувства.— Он отступает назад.— Завтра утром. В восемь часов. Будь готова к работе.
—Да, босс.
—И не вздумай смотреть Декстера без меня,— бросает он через плечо, направляясь к лестнице.
Значит ли это, что он хочет вернуться? Не просто возить меня на работу, а смотреть со мной телевизор? Может быть, стать моим другом?
Я чувствую, как внутри меня все светится при этой мысли.
—Уяснила. Но тебе не стоит беспокоиться. Я бы не осмелилась смотреть его одна. Серьезно. Я бы обделалась, если бы сделала это.
Это вызывает у меня смех.
—Пока, Уголовница.
—Увидимся, мистер Совершенство.
Я закрываю дверь под звук его глубокого смеха и прислоняюсь к ней, чувствуя себя немного легче и намного счастливее.
Глава 11
Сегодня пятница. У меня отличное настроение. Это была хорошая неделя.
Арес каждый день подвозил меня на работу и отвозил домой, как и обещал.
Он даже провожает меня до моей квартиры, когда отвозит домой, как будто думает, что Кайл выскочит из-за стены и заберет меня.
С той ночи от Кайла не было никаких следов, и это хорошо.
