В этом месте оживали воспоминания, приходили давно забытые образы, лихорадочно несущиеся мысли замедлялись, выстраиваясь в упорядоченные цепочки. Сложное вдруг представало ясным и простым, и ему становилось легко и спокойно. В общем, это было его «место силы». А сила Алвису Тайту сейчас требовалась, как никогда.
Казалось бы, в его жизни, наконец-то, появилась четкая и ясная цель. Да и возможность достичь её, на удивление, представилась. Он должен был хвататься за эту возможность обеими руками, но не тут-то было… Что-то подсказывало, что путь, на который он ступил, будет очень нелёгким… И не раз судьба поставит его перед сложным выбором, к которому он, вполне вероятно, окажется не готов… Да он и не представлял, как к этому можно быть готовым – распоряжаться судьбами людей, их жизнями… Но ведь, если не он, так другие…
Да и стоит ли так переживать на этот счёт? Может, пора, наконец, прекратить влезать в шкуру каждого встречного? Если он не сумеет совладать с собой, то путь в большую политику для него заказан… Это всего лишь «люди»: избиратели, рабочие… Солдаты, в конце концов…
Проблема была как раз в том, что Алвис Тайт хорошо относился к людям «в целом»… Как мы порой испытываем беспричинную приязнь к случайным попутчикам, когда сами пребываем в хорошем настроении. И пусть его настроение далеко не всегда было благодушным, Алвис изо всех сил старался воспринимать жизнь именно как забавное путешествие, с интересом разглядывая каждого, кто встречался у него на пути. Так, давным-давно, советовал ему старый друг…
Теперь же, по мере сил, он старался заглушить в себе это чувство. Каждый из этих людей – закрытый мир. И то, что случается с другими, мало волнует тех, кого напрямую не затронуло. Вот и хорошо. Да, если намерен вести жёсткую политику (а иного варианта он не видел), то без жертв не обойтись. Но те, кто останутся в стороне, продолжат жить своей жизнью. И, пожалуй, ни в чём не будут его обвинять… Скорее наоборот, если правильно подойти к этому вопросу.
Никому ни до кого нет дела. Все живут лишь своими собственными интересами…
И каждый – сам за себя…
А с этой эмпатией давно пора кончать! То, что составляет твоё собственное «Я», важно лишь для тебя и понятно лишь тебе. Никому больше по-настоящему не интересны ни твои воспоминания, ни впечатления, ни памятные вещи и места, ни истории о твоих родителях и тебе самом… Все те мелочи, от которых тебе становится тепло на душе. Всем интересна лишь их собственная персона, их собственный путь, их собственный «успех». Но по-другому было бы очень трудно жить. Этот эгоизм и эгоцентризм – наша защитная реакция. Если окунаться во внутренний мир каждого встречного, то, так или иначе, начнёшь сопереживать всем и переживать обо всём на свете. И, рано или поздно, просто сойдёшь с ума…
Лишь не так давно Алвис, не без помощи, начал выбираться из этой трясины.
Он уже довел себя до того, что у него исчезло то самое чувство «собственной исключительности». Его чувство собственного «Я» стало каким-то размытым. Он ощущал себя ничтожным, самым заурядным человеком. И вроде – мысль абсолютно правильная, но от этого становилось лишь сложнее.
Действительно, трудно жить, когда начинаешь смотреть на себя со стороны. Нервирует каждый шаг, каждое слово, каждый жест… Перестаешь считать себя правым «априори», перестаешь верить в непогрешимость собственных ощущений и мыслей, и в то же время понимаешь, что и мысли других заслуживают не большего, но мало кто из этих «других» это осознаёт…
Какое интересное слово: «окружающие»… Но для них, этих самых «окружающих», декорацией являешься ты сам, даже если от тебя, в конце концов, зависит их благополучие. Ты – вовсе не что-то интересное и значимое, а просто эпизод, который сегодня промелькнул перед глазами. Актёр, а то и просто статист в этом «театре теней»… У каждого встречного свои мысли, свои переживания, свои устремления. Но ведь у каждого, ну, или у многих – своё тепло… И, если заглянуть за портьеру, мысли этого встречного могут оказаться неожиданно светлыми и интересными, под стать твоим собственным. Вот только за портьеру не пускают так просто… Это право нужно заслужить, а на это порой нет ни времени, ни возможности… Это его собственная «портьера», особенно в юности, была распахнута настежь, но и туда не особо-то стремились заглядывать.
Впрочем, это было давно, и с тех пор многое изменилось…
И всё же полностью заглушить это пока не получалось. Он не просто понимал умом, что каждый, кого ты встречаешь – такое же «Я», смотрящее на мир изнутри своей «оболочки», он по-настоящему ощущал это, будто влезая в чужие шкуры. Если бы те «деятели», в кругу которых он сейчас вращался, знали об этих его мыслях, они бы просто подняли его на смех… Для них всё было совершенно иначе. И если раньше он не понимал их, и даже порой испытывал отвращение, то теперь думал, что иного пути для политика просто нет… В любом случае придётся пренебрегать чьими-то интересами, так или иначе.
Так, может, отказаться от борьбы, уступить своё место тому, кто к этому готов? Это как в сказке, что он читал в детстве, когда в дорогих с виду башмаках, что украл у злого помещика юный пастух, внутри торчали «волшебные гвозди»… А он, Алвис Тайт, наверное, пока не готов ранить об эти гвозди свою кожу, тем более, такую тонкую…
Но разве он, подобно тому глупому пастуху, просто хотел покрасоваться или стать богачом? Нет… Он шёл в политику как раз затем, чтобы сделать жизнь людей лучше! Он видел кучу нереализованных возможностей, и полагал, что знает, куда идти… Именно он, Алвис Тайт, знает, как лучше распорядиться в том числе и «человеческими ресурсами»… И даже готов, если придётся, решительно преодолевать сопротивление, «людям во благо»… Вот только… Вот только не станешь ли ты таким же злым, как тот помещик в сказке, если бесскидно будешь таскать башмаки с гвоздями?..
Если не избавится от этого проклятого чувства, то каждое решение будет колоть… Вот кто-то проклинает тебя за то, что лишился работы, кто-то не вернулся с войны… А кому-то просто не нравится твоя рожа… Может, в какой-то момент, ты просто «слетишь с катушек», наплюешь на всё и вся?
Если честно, именно этого Алвис и боялся больше всего. Он, человек крайностей, боялся, что от той самой чуть ли не абсолютной эмпатии быстро скатится до полнейшего равнодушия и даже презрения к людям, полностью перестанет считаться с их интересами. Для него всю жизнь всё было либо белым, либо чёрным… А истинные политики, пожалуй, должны жить в «серой зоне», всё сознавать, но оставаться беспристрастными. А он сумеет так? Или его с одного края качнёт на другой?
Порой Алвис чувствовал в себе непонятную и пугающую тьму, что таилась внутри, и вздымала какую-то мрачную и затхлую воду из самых потаённых глубин его души… Если это не первая его жизнь, не первое воплощение, то он не был уверен, что когда-то не был законченным, беспринципным негодяем…
Да, он действительно опасался того, что станет неразборчив в средствах. Первый шаг уже сделан – разочарование в людях (а скорее, в своих идеалах) всё больше укоренялось в нём…
Да, никому ни до кого нет дела… Даже те, кого ты считаешь близкими, относятся к тебе лишь «до определенной степени», в зависимости от обстоятельств и момента… А в детстве верилось во что-то совершенно другое… В какую-то настоящую любовь, в беззаветную дружбу, искреннее участие, доброжелательность и неподдельный интерес… В возможность раствориться в других, став их частью, чтобы и они также растворились в тебе самом, и вы стали единым целым… Откуда он нахватался этой чуши?!
