Потом жена.
И мать наследника, а то и императрица.
Слишком стремительный взлёт, непозволительный, неслыханный, даже для фрайнэ Никто, что уж говорить о смеске.
– А если рождение Миреллы… случайность, которой не суждено повториться? – настаиваю я. – И ты зазря растратишь оставшиеся драгоценные годы на меня и бесплодные попытки?
– Первенец императора, не суть важно, девочка или мальчик, должен появиться прежде наступления срока. Если это условие выполнено, и император с супругой крепки здоровьем и полны сил, то ничто не мешает зачать второго ребёнка и после преодоления рубежа, – в глазах Стефана отражается странное выражение, сумрачная задумчивость, словно в мыслях его проклюнулся росток новой идеи. – Быть может, в том-то и крылась причина прошлых неудач…
– В чём?
– Пока вы с Миреллой останетесь в этих покоях, – ответом мужчина не удостаивает, взгляд отводит. – Вас обеспечат всем необходимым, любое ваше пожелание будет исполняться немедля – в разумных пределах, естественно. Ваше пребывание во дворце должно оставаться тайной, и я постараюсь сохранить её таковой до тех пор, пока не разрешу некоторые вопросы. Поэтому стража продолжит быть при вас неотлучно и ваши передвижения по дворцу будут временно ограничены. Если ты захочешь послушать благодарения или помолиться, то просто скажи и к тебе придёт доверенный служитель Четырёх. Надеюсь, ты понимаешь, что так надо – прежде всего для вашей безопасности.
Медленно отодвигаю от себя бокал.
– Вижу, ты всё решил и распланировал. С арайнэ Андой, моей домохозяйкой, ты, полагаю, тоже договорился?
– Конечно.
Набитый золотыми кошель и впрямь разрешал многие заботы. И почтенная арайнэ, сколь бы невысокого мнения о фрайнах и их содержанках ни была, с показной неохотой деньги приняла и поторопилась забыть что о досадном происшествии, что о беспутнице, едва не замаравшей репутацию честной уважаемой домовладелицы.
– Посетить нашу обитель и предупредить о своём дальнейшем отсутствии я, вероятно, не могу.
– Вам с Миреллой нельзя пока покидать пределы дворца.
– Но хотя бы написать Грете я могу?
Стефан медлит, однако всё же кивает.
– Если пожелаешь. Письмо передадут лично в руки. И… само собой, ты не можешь рассказать ей или кому-либо ещё всю правду.
– Разумеется, – отодвигаю бокал аж на середину стола, потому что, кажется, вот-вот схвачу его и запущу в Стефана. – А что с моими клиентами?
– С кем?!
Я позволяю себе на секунду-другую насладиться видом мужского лица, искажённого изумлением недоверчивым, злым. Я не менталист, но ход его мыслей опять понятен, прост, я ясно вижу, о чём он подумал в первую очередь.
– С моими клиентами, – повторяю нарочито терпеливо. – Я артефактор, Стефан, или тебе о том не доложили? Обитель заблудших женских душ не приносит дохода, а мне надо платить за крышу над головой и кормить Миру. Поэтому я изготавливаю артефакты. На заказ, за умеренную плату.
– Поддельные артефакты, – поправляет Стефан.
– Они ничуть не хуже игрушек закатников, а в чём-то даже лучше и всяко доступнее и дешевле. Или, полагаешь, артефактами должны пользоваться лишь те, у кого хватает звонких монет на завышенную до небес оплату услуг закатников?
– Повторяю, вы с Миреллой впредь не будете нуждаться. Отныне тебе необязательно брать плату за… изготовление поддельных артефактов. Что, к слову, преследуется законом.
– Помимо платы есть обязательства перед клиентами. Многим из них действительно нужен тот или иной артефакт. Не для забавы, не для красоты, не глупости ради, а для дела. И не думаешь же ты, что я теперь буду сидеть днями напролёт в этих комнатах и вышивать тебе рубашки?
– Посмотрим, что можно сделать, – Стефан хмурится с досадой, он явно устал спорить со мною и ему не по душе само словосочетание «мои клиенты». – Позже побеседуем об этом. Зайду к Мирелле, пожелаю ей добрых снов.
Уходит в спальню дочери, а я откидываюсь на высокую резную спинку стула, смотрю на игры огненных язычков.
Он ведь не сказал.
Даже не упомянул.
Что на самом деле стало с тремя его жёнами? При каких обстоятельствах они погибли, помимо суховатых официальных сообщений, что известны всей Империи?
И что будет со мною, если Стефан назовёт меня своею суженой?
А с Миреллой?
Нащупываю округлость медальона, сжимаю с силой, отчего ободок больно впивается в пальцы.
Чья бы воля ни стояла за смертью трёх молодых фрайнэ, человеческая ли, божественная, я знаю одно.
Дочь я ей не отдам.
* * *
Следующие несколько дней мы с Миреллой проводим в просторной, роскошно обставленной клетке – даже в мыслях я не могу назвать дворцовые покои домом или убежищем, – под неусыпным присмотром стражи и служанок. Мы ни в чём не нуждаемся, у нас есть куда больше необходимого, нежели когда-либо было прежде, мы то ли важные гости на особом положении, то ли пленницы, лишь выдаваемые за гостей. Комнаты постепенно продолжают наполняться вещами: приносят новые платья, обувь, бельё, Мирелла получает ещё игрушки и детские книги, для меня доставляют драгоценности из императорской сокровищницы. Я долго рассматриваю сверкающие ожерелья, тяжёлые серьги, разнообразные кольца и перстни, золотые цепочки на шею и на талию, россыпь украшений для волос, перебираю придирчиво и изучаю. По привычке проверяю каждый камень, будь то идеальные, один к одному, жемчуга или холодные рубины, на искру силы и не нахожу ничего подозрительного. Драгоценности, стоящие не одно маленькое состояние, пусты, бездушны, если их и касалась когда-либо рука одарённого, то следа своего не оставила. Быть может, оно и к лучшему, менее всего хочется обнаружить ненароком в императорской сокровищнице старинный артефакт, замаскированный искусно под женское украшение, или камень, хранящий силу предыдущего владельца.
Нам даже дозволено выходить на прогулку, пусть и в небольшой охраняемый дворик, с обязательным сопровождением, не отстающим от нас ни на шаг. Восторг Миреллы от нежданного приключения и новых вещей вскоре тает. Дочь не понимает, почему во время прогулок за нами ходят тенью двое вооружённых мужчин и одна женщина из числа служанок, почему в покоях почти постоянно присутствуют чужие люди, вечно сующиеся к ней со своей помощью, и почему никуда нельзя. Первоначальная радость от того, что можно не посещать уроки, сменяется тоской по недавней свободе, девочка скучает по школьным подругам, играм и ясности прежней жизни. Стефан делит с нами лишь вечерние трапезы и то не ежедневно. Ему надлежит регулярно являть себя двору, за ужином ли, завтраком или во время утренних благодарений в храме при дворце. У него полно иных забот, долг государя не ограничивается наследником, торжественными разъездами по стране и присутствием в тронной зале. Отчасти меня радует, что Стефан занят своими делами, что он не слишком назойлив в стремлении побыть отцом для Миреллы. Не хочу, чтобы дочь воображала, будто этот новый для неё человек, занятный, заманчивый, словно стопка книг с картинками, будет всегда рядом. Рано или поздно Стефан пресытиться этой забавой, его начнёт утомлять крутящийся вокруг ребёнок, требующий почитать с ним, поиграть, делящийся беспрестанно своими детскими радостями и горестями. Он перестанет терпеливо выслушивать щебет Миреллы за ужином, перестанет проводить с дочерью час после, наблюдая за устроенным ею кукольным праздником или листая с нею одну из новых книг с красивыми иллюстрациями, перестанет желать добрых снов. Даже если со временем Стефан и впрямь не отошлёт Миреллу, но оставит при себе, то всё одно удел детей правителей и высоких фрайнов – расти в окружении слуг, воспитателей и наставников, видя родителей в лучшем случае раз в день.
