— Звучит соблазнительно, но, увы, сегодня я не смогу — вечером у меня назначена встреча.
— Встреча? С кем?
— С одним человеком.
Сердце сжалось снова, но на сей раз не от холодного страха — от болезненного укола, от едкой горечи, от мысли, что у Мартена может быть другая.
Кто она? Давняя возлюбленная, как Изабелла для Александра? Сговоренная его родителями невеста? Любовница? Или всего лишь случайная пассия на одну ночь?
— Это…— во рту пересохло, колючий воздух обжигал легкие,— это… женщина?
— Мужчина,— Мартен посмотрел на меня удивленно и вдруг вновь улыбнулся.— Ревнуешь?
— Нет!— я осеклась, сообразив, что говорю слишком громко.— Нельзя ревновать того, кого едва знаешь,— добавила я тише.
— Ты меня знаешь.
— Нет.
— Знаешь, Лайали,— повторил Мартен уверенно.— Если бы не знала, то в первый день не смотрела бы на меня так, словно мы давно знакомы. Закричала бы, когда я застал тебя в ванне. Сожгла бы записку, расспросила бы Эллину о тайном входе в твою спальню и спала бы в компании всех своих дам сразу. Правда, не представляю, куда бы ты их, бедняжек, всех уложила. Ты не удивляешься тому, кто я, ты даже ни разу об этом не спросила.
— Леди Линди предупредила, что при дворе много двуликих. И ты не думаешь, что я могла все разузнать у нее?
— Тогда ты была бы лучше осведомлена.
— О чем?
— Обо всем. Обо мне. Род Ориони переживает не лучшие времена, приходится экономить и продавать даже те крохи земли, что удалось сохранить после охоты на колдунов,— в голосе мужчины легкая грусть, привычное сожаление о минувшем, непоправимом.— Прайд, к которому принадлежала моя мать, давно покинул эти места, а моего деда по отцовской линии во время охоты преследовали по подозрению в некромантии и запрещенных алхимических экспериментах. Тень тех лет до сих пор лежит пятном на нашей семье. Отправляя меня, единственного сына, ко двору, родители надеялись, что я добьюсь большего или, на худой конец, удачно женюсь.
— И что же ты не женился?— сама не знаю, зачем я об этом спрашиваю.
— Тебя ждал.
Нам нельзя беседовать вот так запросто, будто мы и впрямь давно знакомы и я вовсе не принцесса, собирающаяся выйти замуж за другого. Нельзя шептаться, точно заговорщики, нельзя смотреть друг на друга и улыбаться так, что всякий бы понял — улыбки наши предназначены лишь друг для друга.
Моя рука не должна прижиматься к его боку в стремлении ощутить тепло тела даже через плотную куртку, прикосновение к открытой коже, а Мартен не должен, когда поворачивает голову, чуть наклоняться ко мне, словно вот-вот поцелует.
— Это безумие,— прошептала я.
— Безумие,— согласился Мартен.— Лунная богиня покровительствует оборотням и безумцам в том числе. Как думаешь, поддержит она тех, кого сама соединила?
— Откуда тебе известно о Серебряной богине?— опешила я.— Я полагала, что в этой части континента культ поклонения ей и ее земные сестры были полностью уничтожены во время охоты на колдунов.
— Лайали, культы любых богов довольно трудно уничтожить полностью,— поправил меня мужчина мягко.— Всегда остаются те, кто продолжают верить и проводить положенные ритуалы, пусть и тайком. Насколько мне известно, после охоты все-таки сохранилось два храма лунной богини, на севере и на юге. Я видел луну во снах и чувствовал ее божественное присутствие. Еще я провел некоторые изыскания на эту тему. И,— Мартен неожиданно наклонился ко мне сильнее, чем прежде, так, что я ощутила его теплое дыхание на своей щеке,— оборотни чувствуют магию, чуют, когда человек рядом с ними колдует, обращается к своей силе.
Совсем забыла! Я же собиралась использовать сияние тогда, в ванне, и, естественно, Мартен почувствовал мою магию.
— Это мой дар,— призналась я смущенно.— Он со мной с четырнадцати лет, но, поскольку я родилась в королевской семье, и речи быть не могло, чтобы отдать меня в храм для служения Серебряной. И дар уйдет, когда я… когда я возлягу с мужчиной. Так было у моей мамы и у ее матери. Наверное, таков удел всех женщин нашего рода, не имеющих даже возможности выбора между замужеством и служением богине. Мы выходим замуж ради блага семьи, ради блага страны, для нас не существует иного пути, другого решения. Быть может, когда-нибудь это и изменится, но не сейчас. Впрочем, маме повезло — она и мой отец полюбили друг друга.
Неожиданно Эллина поравнялась с нами, и мы мгновенно отвернулись друг от друга.
— Лин,— произнес Мартен сухо.
— Просила же не называть меня так,— напомнила Эллина.
— Как тебя еще называть — Лиса?
Я молчу, окончательно потерявшись, запутавшись в том, какое обращение при этом странном дворе допустимо, а какое нет.
— Тоже не стоит, если шкура дорога. Клыки наши и вес не сравнить, конечно, но мех тебе я попортить могу.
Мартен бросил на Эллину раздраженный взгляд и отпустил мою руку.
— Ваше высочество,— поклонился и отступил назад.
Я вежливо кивнула, с трудом сдерживаясь, чтобы не вцепиться в его руку в отчаянном порыве, не обернуться, провожая его глазами.
— Не хочу показаться навязчивой или сующей нос не в свое дело, но вам следует быть осмотрительнее,— заметила лисица тихо.
— Не понимаю, о чем вы, леди Линди,— соврала я. Поправила капюшон, пряча за бессодержательным действием всколыхнувшуюся тревогу.
— Всего лишь предостерегаю.
— Ни к чему меня предостерегать, леди Линди, я не забываю о своем долге.
— Оборотни, когда находят или выбирают себе пару, становятся… весьма и весьма настойчивы. Я бы даже сказала, деятельны, порой сверх меры, и большинство из нас ни перед чем не остановится, пока не получит избранную пару в свое распоряжение. Инстинкты, знаете ли,— Эллина вдруг повернула ко мне голову, втянула воздух.— М-м, полагаю, только разумная осторожность удерживает его от того, чтобы пометить вас как свою сам… как свою женщину.
— Что за вздор?— чувствую, как краска повторно заливает лицо, а сердце в страхе пропускает удар. Кажется, под ногами разверзлась пропасть, и она вот-вот поглотит меня, примет в объятия подземного мира.— То, на что вы… вы намекаете, возмутительно и глупо, более того, не пристало вести подобные неподобающие, двусмысленные речи в присутствии невесты наследника трона.
— Это который сейчас тискает под какой-нибудь елочкой свою подружку?— я вижу в глазах Эллины откровенный скепсис и отсутствие должного уважения к своему принцу и будущему королю, но я слишком напугана возможностью разоблачения, слишком боюсь за Мартена, чтобы удивляться непочтительному мнению афаллийских придворных о собственном монархе.— Хорошо, Лайали, не будем пока говорить о котах.
— Да, леди Линди, не стоит,— я натягиваю капюшон поглубже и до самого дворца не произношу ни слова.
