— Это за Айянну.
— Твоя пощечина ее не вернет.
Айянну ничто не вернет, но я должна была сделать хоть что-то, любую, даже самую ничтожную мелочь, пусть бы и всего-навсего ударить виновную в ее гибели.
— Зачем ты пришла?— глаза защипало от подступивших внезапно слез, боли за подругу, за ее разбитые мечты и надежды.
За ее жизнь, оборванную глупо, бессмысленно, в угоду чужим капризам и амбициям.
За ее дочь, беззащитную, брошенную на откуп судьбы. За Кадиима, потерянного, похоже, навсегда.
И мне придется с этим смириться, как пришлось смириться со многим другим, что не дано изменить, от чего пришлось отказаться, чем пришлось пожертвовать.
— Скажем так, попрощаться. И своими глазами увидеть, как тебе повезло и как ты — опять!— удачно вывернулась из всех неприятностей, не приложив к тому ни капли собственных усилий.
— Попрощаться?— растерялась я.
— Я говорила, я уже фактически мертва,— Изабелла потерла щеку, оглянулась за дворец, скрытый наполовину ветвями деревьев и изгибами аллей.— Так почему бы не сыграть на опережение? И кто, кроме тебя, станет меня слушать?— она отступила от меня, улыбнулась.
Однако не солнечной безмятежной улыбкой беззаветно влюбленной девушки — да и существовала ли она на самом деле, эта девушка, или я выдумала ее, порожденную первым впечатлением и историей любви ее и Александра?— но улыбкой Изабеллы нынешней, холодной, расчетливой, ищущей во всем и всех лишь выгоду для себя. Не боящейся проклятых, готовой пойти на риск, на который согласился бы не всякий мужчина.
— Кто знает, вдруг я войду в историю как первая женщина, обыгравшая само братство проклятых?— Изабелла развернулась, прошла немного по дорожке и скрылась за ее поворотом, только сиреневая юбка взметнулась последним взмахом крыла.
Не знаю, сколько я стояла неподвижно, пытаясь принять сказанное Изабеллой, прежде чем услышала торопливые шаги, почувствовала, как меня обнимают теплые руки Джеймса, как касается он моего живота. Мартен же замер на месте, где стояла супруга Александра, огляделся цепко, принюхался подозрительно.
— Все хорошо, Лайали?— спросил Джеймс тихо.
Я кивнула.
— Кто здесь был?— вопрос Мартена прозвучал резче, требовательнее.
— Изабелла,— ответила я.
— Изабелла?— повторил Мартен настороженно и посмотрел на меня внимательно.— Она ничего тебе не сделала? Как она опять оказалась здесь, так далеко от Афаллии, чего хотела?
— Попрощаться.
Не ведаю, что делать с признаниями ее. Айянне уже не помочь. Дочь ее не разыскать. Кадиима тоже. И казалось отчего-то, что и Изабелла скрылась, ушла из наших жизней навсегда. Может статься, что и из жизни Александра. Едва ли она и впрямь вернулась в Верде только ради бесед со мною.
Неужели Изабелла рискнет сбежать от мужа и от братства? От того, кого любит — или любила,— и тех, кто не выпускает попавших в их сети, кто безжалостно уничтожает ослушавшихся?
— Все же пора перебираться в Феоссию,— Мартен шагнул к нам, и Джеймс встал за моей спиной, продолжая обнимать бережно.— Начать новую жизнь на новом месте. У Верейи, безусловно, масса достоинств, однако хватает и недостатков…
— Среди которых неоспоримый факт привлекательности герцогства для… самых разных личностей,— согласился Джеймс.— Не хотелось бы в один прекрасный день обнаружить живущую по соседству бывшую афаллийскую принцессу со склонностью добавлять зелья в еду и напитки.
— И что нас ждеттам, в Феоссии?— я потянулась к Мартену, и он взял меня за обе руки, успокаивая одним своим присутствием.
— Будущее, надеюсь,— Мартен коснулся легким поцелуем моих губ, улыбнулся ободряюще.
Я замерла между обоими мужьями, прислонившись к Джеймсу и ощущая, как Мартен нежным жестом поглаживает мои пальцы. Он прав, мой первый муж,— пришла пора оставить прошлое прошлому и встретить перемены неизбежные, но несущие новые радости, открытия, переворачивающие страницы книги нашей жизни.
Будущее. Наше, нашей семьи.
Новое место, новый дом, где мы будем счастливы не меньше, чем в Верейе, а, может, и больше. Где начнется наш маленький прайд, обещанный когда-то Мартеном, где мы сможем хранить покой и благополучие нашей семьи и наши клятвы.
Верить.
Найти.
Быть рядом всегда.
Так было, так есть и так будет.
* * *
Шестьдесят два года спустя
Его любовь, огонь его сердца угасал. Медленно, неотвратимо, с каждым вздохом жизнь покидала хрупкое, невесомое тело, лежащее на кровати, укрытое легким голубым одеялом. Густая смоль волос давно уже уступила серебру прожитых лет, морщины разрисовали причудливо некогда прелестное лицо, и в карих глазах поселилась неизбывная печаль, что родилась семь лет назад, в день, когда Джеймс ушел за грань.
Без него ей стало тяжелее, словно вместе с ним похоронили часть ее сердца, часть ее самой.
— Андрес…— голос Лайали тих и едва уловим даже звериным слухом. Мартен склонился к любимой, коснулся бережно, осторожно тонкой, будто полупрозрачной руки, лежащей поверх одеяла.— Есть ли вести от Андреса?
Андрес, единственный сын Лайали и его, Мартена, как и Даррен стал единственным сыном ее и Джеймса. Тяжелые роды, едва не стоившие жизни их драгоценной супруге. И тогда они оба — и Мартен, и Джеймс — приняли решение более не рисковать ни здоровьем, ни жизнью Лайали.
В конце концов, у каждого есть здоровый, крепкий сын от любимой женщины и стоит ли навлекать гнев богов, желая большого, следуя человеческой традиции рожать едва ли не ежегодно, пока супруга не умрет или не вступит в осеннюю пору?
Есть дом, построенный на плодородных землях мирного Феосского королевства.
Есть покровительство стаи оборотней-волков, чья община расположена в лесу по соседству.
Есть годы и десятилетия спокойной, счастливой жизни в любви и согласии.
И только Андрес, непокорный, упрямый сын, обернулся незаживающей раной на сердцах родителей, вечной болью и виной. Не отпраздновав еще и первой четверти жизни, он пожелал разыскать прайд отца и бабушки и уехал на север вопреки уговорам, мольбам и запрету. Лайали хранила в шкатулке письма старшего сына, приходившие в первые годы. Писала ответные, со слезами просила вернуться.
Пока однажды послания не перестали приходить. И письма Лайали или исчезали в неизвестности, или возвращались обратно нераспечатанные.
Мартен искал сына, долго, тщательно, оберегая, лелея надежду, что его мальчик не сгинул навеки подобно многим другим странникам, уходившим в неисследованные, дикие наполовину земли, но следы Андреса словно затерялись среди маленьких северных королевств и бесчисленных островов вместе с прайдом снежных барсов.
Даррен же, возмужав, принял наследство старшего брата. Мать Мартена, после смерти мужа продавшая остатки земли в Афаллии и переехавшая к сыну в Феоссию, признала и назвала внука наследником — так порою, если возникала нужда, поступали двуликие, и отсутствие прямой кровной связи не имело обычного для людей значения. Род Ориони не продолжился, но возродился, словно огненный феникс из старых сказок, начал новую жизнь на новом месте. Даррен приобрел землю близ столицы Феоссии, построил дом, женился на добродетельной молодой леди из семьи знатной, но все же не настолько высокого рода, чтобы глава ее возражал против брака дочери с лордом из ниоткуда. Ныне Даррен богат, уважаем и принят в аристократических кругах Феоссии, он смог подняться, смог добиться многого и обеспечить будущее рода, у него есть дети и даже внуки, что собрались сейчас в доме на опушке леса, в небольшой спальне с распахнутыми настежь окнами, чтобы попрощаться с матерью, бабушкой и прабабушкой, проводить ее в последний путь.
