Надо же, Нордан не сделал ни одного замечания касательно моего переезда. Не сказал, что рабыням не положено жить в гостевой спальне. И накупать такую кучу вещей.
Дрэйк уже не первый раз упоминает о последствиях необдуманных действий Нордана. Ранее под действиями подразумевалось клеймо. Я просунула пальцы под ворот платья, коснулась цветка на коже. Уверена, с клеймом что-то не так, не так все просто, как показалось поначалу со слов Нордана. Быть может, стоит рискнуть и попросить Дрэйка убрать отметку? Если это возможно, разумеется? Или, по крайней мере, разузнать о клейме поподробнее.
Глава 5
Тиканье часов.
Полумрак спальни.
Ночь, что вступала в свои права за приоткрытым окном, разливалась темнотой, потягивалась сытой черной кошкой.
И я вновь сидела на кровати, закутавшись в одеяло, и ждала. Казалось, с прошлой моей ночи в спальне Дрэйка ничего не изменилось, но на сей раз я пришла сюда добровольно. Потому что сама так решила, а не следуя чужому капризу. Никто не знал, что я в его комнате — по дому я кралась словно вор, вздрагивая от малейшего шороха, опасливо замирая на поворотах и перед лестницей и не зная, как буду оправдываться, случись кому-то меня увидеть. К счастью, поздний час уменьшал вероятность столкнуться с кем-либо в коридоре, и мне повезло проскользнуть незамеченной.
До вечера я разбирала и раскладывала вещи, удивляясь некоторым своим покупкам и не вполне уверенная в их необходимости. Пенелопа принесла ужин, заверив, что теперь-то это точно в последний раз, и справедливо заметив, что вряд ли мне захочется есть в столовой в обществе Нордана. Действительно, не хотелось. Во время приема пищи я предпочитаю ощущать вкус еды, а не давиться ею под пристальным холодным взглядом. Особенно сейчас, когда у еды есть вкус и вкус этот приятен. Ни поездка, ни Шадор не баловали кулинарными изысками, да и просто нормальной пищей.
От Пенелопы я узнала, что Дрэйк снова куда-то уехал. Наверное, оно и к лучшему — будет время подготовиться, собраться, покрутиться перед зеркалом, разглаживая складки и то приподнимая волосы, то распуская свободно по плечам. Успокоиться, в который уже раз напомнив себе, что так надо, что чем скорее разрешится вопрос этот, тем лучше. И, быть может, после Нордан перестанет наконец хищно принюхиваться ко мне и потеряет всякий интерес. Я старалась не думать, что после вероятный интерес может исчезнуть и у Дрэйка. Теплилась надежда, безумная, иррациональная, наивная, как и большинство девичьих грез, что мужчина не стал бы заботиться обо мне, тратить на меня деньги лишь затем, чтобы уложить в постель. Он и так может взять меня в любой момент, никого не волнует согласие рабыни и все это — бал, одежда, собственная комната — не обязательны. Но раз он столько делает для меня, то, возможно, доброе отношение что-то да значит.
Необъяснимая вера в светлые чувства. Как в сказках, балладах и романтических историях. Мама говорила, что полюбила папу с первого взгляда, случайно увидев в приемной одной из старших жриц. Высокий, нескладный молодой человек в одежде не по размеру, тронувший сердце мамы неуверенной улыбкой, неловкими, неуклюжими движениями и манерой снимать, надевать и снова снимать очки, когда нервничал или задумавшись. Эту привычку папа сохранил и с годами.
Тиканье раздражало. Минута сменяла минуту, час следовал за часом. Устав сидеть, я легла, вытянулась под одеялом. Сколько можно работать? И если уж на то дело пошло, то чем именно Дрэйк занимается? Очевидно, что мужчина вращается в близком окружении императора, но Дрэйк определенно не из тех скучающих придворных, кто день-деньской обретается подле правителя в ожидании милостей и подачек с хозяйского стола.
Я перевернулась на бок, закрыла глаза. Может, стоило выбрать красный пеньюар, а не голубой? Вдруг не понравится? Или, того хуже, я не понравлюсь? Довелось однажды слышать ворчание Алии, что, дескать, девственниц слишком переоценивают и невинная девица только для брачной постели и годится, а потом мужики все едино баб поопытней да пошустрее ищут.
Сопротивляться подкрадывающемуся сну я не пыталась. Все лучше, чем просто ждать, вглядываясь в сумрак.
Из сна вырвали стук двери, шаги. Вернулся?
С трудом разлепила веки, перевернулась на спину. Серые сумерки рассеивались, уступая лучам солнца, еще робко, точно крадучись, пробирающимся в комнату.
Уже утро? Неужели Дрэйк работал всю ночь?
Дверь в спальню открылась, и я села рывком. Мужчина вошел, посмотрел на меня удивленно. Выглядел иначе, непривычно — темно-синие, немного мешковатые штаны, под черной курткой нараспашку белая рубашка навыпуск, с расстегнутым воротником. И сам взлохмаченный.
—Сая?
Работа. До утра.
Лиссет ведь предупреждала.
Путаясь в одеяле, я торопливо, неловко слезла с кровати, схватила свой оставленный в изножье тонкий шелковый халат и, прижав бирюзовую ткань к груди, приблизилась к Дрэйку. Оборотень, верно, сказал бы больше по одному лишь запаху, но мне хватило и тяжелого цветочного аромата, сплетающегося с сандалом и солнцем, чтобы осознать свою неуместность.
Неуместность и ненужность. Будь то императорский дворец или же чья-то постель.
—П-простите…— произнесла я едва слышно и выскочила вон.
Как же я глупа и бестолкова! Шадор вечно твердил девушкам-рабыням, какой девственность ценный товар, за который платят дороже. И Нордан не скрывал, что купил меня только из-за невинности. А я, наслушавшись, вообразила, будто девственность и впрямь величайшее сокровище в мире. Наивная. Кому-то она и нужна, а кто-то предпочтет любовницу опытную и интересную.
Пошустрее.
В довершение еще и выставила себя девицей без стыда, настойчиво лезущей туда, куда ее не звали. Бегаю за мужчиной, разве что публично на шею не вешаюсь вопреки деликатному отказу… а Хейзел за подобное поведение я осудила. Хотя теперь я сама ничем не лучше.
Еще не шлюха, но уже отчаянно пытающаяся ею стать.
Вернувшись в свою комнату, я зашвырнула халат в угол, спряталась под одеялом и лежала, комкая уголок подушки, пока в дверь не постучали, и Пенелопа через закрытую створку не напомнила, что скоро завтрак.
Как, во имя Серебряной, я буду смотреть в глаза Дрэйку? Что он обо мне думает после этой выходки?
Но когда я переступила порог столовой, за столом на обычном своем месте сидел только Нордан. Встретил хмурым взглядом поверх раскрытой книги. Кутаясь в бледно-розовый палантин, я подошла к столу. Горничная, исходя, вероятно, из прошлого моего визита сюда, поставила прибор на первое место на длинной стороне, по левую руку от Дрэйка, и я передвинула посуду на следующее, чтобы сидеть ровно посередине, на одинаковом расстоянии от обоих мужчин. Нордан следил за моими действиями сначала недоуменно, затем с любопытством.
—Что ты делаешь?
—С вашего позволения, я предпочла бы сидеть на этом месте.
—Хорошо. Позволяю.
