Не знаю, сколько времени я просидела, глядя в пустоту перед собой. Стараясь не думать ни о чем важном, тревожном, только о незначительном. Вспоминала мой старый дом в кольце ухоженного садика — мама любила цветы. Кота, серого в черную полоску, с белыми лапами, животом и манишкой. Библиотеку. Папу, иногда допоздна засиживающегося в своей лаборатории, работающего то над новым заказом, то над своими исследованиями. Бабушку со стороны папы, приезжающую нечасто, но неизменно неодобрительно поджимающую губы при виде мамы. Обрывки фраз за закрытыми дверями.
Дурная кровь. Так говорила бабушка о моей маме. И предостерегала папу, что прорастет однажды семя нечестивое и в дочери его.
Проросло.
А теперь погиб росток.
—Сая?!
В беседку ворвался рыжий вихрь, выдергивая из воспоминаний.
—Сая?— Лиссет склонилась ко мне, разглядывая обеспокоенно. На ведущей к беседке дорожке замерла Пенелопа, словно не решаясь подойти ближе.— Я решила позвать тебя на прогулку, приезжаю, а мне никто внятно не может объяснить, где ты есть, но, главное, что в комнате тебя нет.— Лисица посмотрела недовольно на Пенелопу.— И чего она тут стоит? Честь, что ли, твою охраняет?
—Нечего уже охранять,— бросила я в сердцах.
—То есть?— Лиссет нахмурилась, втянула воздух.— О. — Села рядом, вглядываясь в меня.— О-о. Он…
Нам не надо произносить имени вслух, чтобы догадаться, о ком речь. Не надо заканчивать фразы, чтобы понять друг друга.
—Нет. Он был… мягок.
—А твой…
—Не знаю. Я не могу… боюсь.
—Для меня твой запах не изменился пока, хотя запах Нордана на тебе несколько сбивает с толку. Ты сама-то в порядке?
—Да. Физически да.
—Тогда поехали.— Лиссет встала.— Нечего сидеть тут и киснуть.
—Куда?
—В Центральный столичный парк. Нормально там, конечно, не побегаешь, лапы не разомнешь, не поохотишься, но хоть чинно погуляем.
Я поднялась, вышла вместе с лисицей из беседки. Пенелопа преградила нам дорогу.
—Вы уезжаете?
—Да, на прогулку в Центральный парк,— подтвердила Лиссет.— Вдвоем. Какие-то проблемы?
—Как бы я ни относилась к этим вопросам, но Сае нужно разрешение… хозяина, прежде чем куда-либо отправляться,— напомнила Пенелопа осторожно.
—Запиши на мой счет. При первой же удобной возможности я всенепременно спрошу разрешение у кого-то из наших мальчиков,— заверила лисица и, взяв меня за руку, обошла домоправительницу.
Даже если Пенелопа и хотела что-то возразить, вслух девушка ничего не сказала. И территорию особняка мы покинули беспрепятственно.
* * *
Парк, раскинувшийся на берегу реки Эллоры, что дала название и городу вокруг, и целой империи, огромен. Тянулся во все стороны бесчисленными аллеями и дорогами, узкими для пешеходов и широкими для конных экипажей, деревьями и лужайками, скамейками и изящными беседками. Плавно изгибающаяся набережная кажется бесконечной. Идешь, идешь, а теряющийся в дымке императорский дворец, куда выходила одна сторона парка, не приближается, по-прежнему оставаясь призрачным миражем вдали.
Нет девственности, нет запаха, нет проблем.
Девственности нет.
Запах или исчез, или должен исчезнуть.
Нордан, получив желаемое, успокоится и потеряет ко мне интерес.
О возможной реакции Дрэйка думать не хотелось.
И что остается мне?
—Знаешь, я решила озадачиться твоим клеймом и повышенным вниманием лучшего друга Валерии к тебе.
—Ты о Пушке?
—О нем, родимом. И вот что я нашла в книгах и старых летописях. В давние времена, когда жриц Серебряной богини было больше и были они сильнее, двуглавые псы служили им верой и правдой на протяжении не одного поколения и, как написано, не было стражей надежнее и преданнее.
—Я тоже читала об этом.
Истории о мире, ныне не существующем.
По речной глади плыл степенно маленький белый корабль с пестрым тентом на верхней палубе. И солнце выстилало ему путь серебром.
—Совершенно очевидно, что Пушок тех времен не застал.
—Нынешние собаки тоже не застали времен, когда человек приручил их диких предков.
—Логично, в принципе,— заметила Лиссет задумчиво.— Животные чуют магию не хуже оборотней. Впрочем, ладно Пушок, собака есть собака, хоть с одной головой, хоть с десятком, а вот с нашей общей знакомой ледышкой все несколько сложнее.
Я остановилась, посмотрела вопросительно на лисицу.
—Ты узнала что-то о клейме?
—Мало информации,— покачала головой Лиссет, останавливаясь вслед за мной.— Братство свои тайны бережет строго. Есть упоминания о даре змеиной богини, который впоследствии члены братства могли передавать другим, неся как смерть, так и новую жизнь.
—Богини Кары? И что за дар?— вдруг стало холодно.
Иглы клыков, проникающих в плоть.
Тьма боли, охватившей тело и разум.
—Яд,— пристальный взгляд лисицы искал ответы на моем лице.
Я опустила ресницы, пытаясь осмыслить, осознать короткое это слово.
—Нордан… укусил меня, а потом… появилось клеймо и…— укус. Боль. Черный цветок на коже.— Нордан сказал, что найдет меня по клейму где угодно и что если у меня будет другой… мужчина, не из братства, то он умрет.
—Он тебя укусил?!
—Да… у него клыки… были.
—Ядовитые,— не вопрос, утверждение.
Пошатываясь, я приблизилась к гранитному ограждению, положила руки на камень, серый, впитывающий тепло солнца. Остались позади прогуливающиеся по набережной люди, детские голоса, шорох колес и перестук подков по брусчатке.
Меня не просто заклеймили. Мне ввели яд.
—Я слышала, что раньше братство отмечало особо приближенных к ним доверенных людей, и про эти татуировки-узоры знала, но я даже понятия не имела, как конкретно братья помечали этих счастливчиков.— Лиссет встала рядом со мной.— А они, выходит, их кусали. Я еще понимаю, территорию помечать или свою пару, но кусать каких-то третьих лиц не с целью ранить или убить их… Фу!
Волны от проплывшего корабля перекатывались по глади, и казалось, словно река дышит, изгибается в тесных объятиях каменных набережных. Тихий плеск воды за ограждением шептал нежно, вкрадчиво.
У берега, наверное, неглубоко. А до ближайшего моста далеко.
Да и убить себя следовало много раньше.
—Не волнуйся ты.— Лисица наклонилась, пытаясь поймать мой взгляд.— Доза не смертельная, иначе мы с тобой сейчас не то что не разговаривали бы — даже не познакомились бы. Не думаю, что яд угрожает твоей жизни и здоровью. И жили ведь как-то эти прокушенные последователи. Должно же было им полагаться какое-то вознаграждение за преданность.
