Огненный всполох в темной, черной почти глубине. Слишком стремительный, чтобы поймать и удержать взглядом, кажущийся лишь игрой света и тени.
—Поехали домой, Сая,— ровно произнес мужчина.— Ее императорское высочество желает встретиться с тобой завтра днем, в половине двенадцатого.
Меня хочет видеть наследница? Но зачем?
—Сае только надо одеться,— напомнила лисица.
Дрэйк молча вышел в прихожую.
—Ну ты даешь,— прошептала Лиссет восторженно.— Один за тобой по всему городу бегает, другой из-за тебя запил. Да Хейзел на собственных чулках удавилась бы от зависти.
Будто я просила бегать за мной. Или уходить в запой.
Я оделась, поблагодарила и попрощалась с лисицей. На пороге квартиры Лиссет подмигнула мне заговорщицки, напоминая о завтрашнем вечере.
Экипаж Дрэйка стоял у тротуара перед подъездом дома. Меньше, чем виденные мной прежде, и мест только два, водительское и кресло рядом. Лиссет называла самодвижущиеся экипажи автомобилями. Странно, но я в какой-то степени уже привыкла к ним, черным, угловатым, словно нескладный подросток.
На улице мужчина снял пиджак, накинул мне на плечи. Я поблагодарила едва слышно, сбивчиво, закутываясь в аромат сандала и лета.
Тишина в салоне, тишина между нами. Вечерний город расцвел фонарями, освещенными окнами и вывесками, однако на улице, где находился особняк, неожиданно сумрачно и ограды сливались в единую темную стену. Дрэйк проехал мимо знакомых ворот, оставил экипаж в конце улицы, за крайним домом. Автомобиль умолк послушно. За окнами таяли в сумерках кусты и деревья, нависающие кронами над уходящей дальше дорогой.
—Сая.
Я не Сая. Я назвала свое настоящее имя Лиссет, и теперь хотелось сказать и Дрэйку. В конце концов, это одно лишь имя, без фамилии, без упоминаний о родителях.
Только Лиссет не стала спрашивать подробностей о моей семье, а Дрэйк может.
—Сая,— на сей раз пауза немного короче,— как ни странно, я никогда не знал, что может сказать в… данной ситуации. Не какие-то общие слова утешения, а то, что действительно… помогло бы, поддержало…
О чем он?
На меня мужчина не смотрел, глядя перед собой. Скорее в пустоту, нежели на что-то определенное, и в стекле отражались два тлеющих алых уголька.
—Я разговаривал с Нордом накануне, и… Речь шла о нескольких днях, не больше недели. Всего-навсего неделя. А он и дня не смог держать свои инстинкты в узде.
Дрэйк имеет в виду то, что произошло? Мне неловко от необходимости обсуждать столь интимную тему, тем более с мужчиной, и я стиснула края пиджака.
—Что было бы через неделю?— спросила я тихо.
—Я нашел бы тебе место, где ты смогла бы спокойно жить, работу, чтобы ты не нуждалась в деньгах. К сожалению, храм вашей богини в Сине был единственным, и я не был уверен, что ты согласилась бы на другой.
Я не сразу поняла смысл его слов.
—Вы… вы собирались… отослать меня?
—Имея нужные связи, подготовить в короткие сроки все необходимые документы, в том числе об освобождении, не столь уж трудно.
Нужные связи. И деньги, надо полагать.
—Ты была бы свободна.
—Во мне яд.
—Я знаю.
—Его можно… вывести? Лиссет сказала, раньше братство там отмечало своих последователей.
В салоне душно, несмотря на опущенные стекла, и духота эта давит, сжимается тесным коконом.
—Это было давно, до моего вступления в братство. Я застал последних отмеченных, но вскоре они все умерли,— новая пауза. Стрекот цикад в траве на обочине дороги. И охватывающий меня ужас.— От них избавились, введя смертельную дозу. В теории от нашего яда может избавить либо тот, кто ввел его, либо двое-трое других собратьев посредством специального ритуала. Но, помимо того, что моему поколению ничего не известно о самом ритуале, при любом раскладе остается повышенная степень риска для человека. Тело может не выдержать. Или разум. Даже прежде отмеченных было проще убить, чем освободить.
Что стоило выпить другой яд, пока была возможность? Тот убивал быстро, чисто, милосердно. Яд же в моем теле не убил меня, но обрек на жизнь в одиночестве. Пусть я буду свободной, но я никогда не выйду замуж, никогда не рожу ребенка, никогда не полюблю, не подвергну риску даже лишь симпатичного мне человека. Не стать мне уже жрицей, не служить Серебряной, однако и обрести счастье, подобно моей маме, я не смогу.
Я отвернулась к окну, стараясь дышать ровно, несмотря на слезы, от которых щипало глаза. Несмотря на ужас, бьющийся в груди, стремящийся вырваться на свободу отчаянным криком, желанием ударить и бить до остервенения.
—А… мой запах?— удивительно, но мой голос дрогнул всего раз.— Он изменился?
—Его нет. Больше нет. Осталась только отметка Норда,— вздох, тяжелый, усталый.— Сая, пойми, твой запах, безусловно, привлекает… привлекал наше внимание, но все же не настолько, чтобы себя не контролировать. Тем более до такой степени, чтобы…
—Насилия не было, все произошло добровольно и без принуждения. Нордан предложил, я согласилась,— словно мне предложили книгу почитать. Сходить на прогулку. Быстро и необременительно избавиться от невинности. Что за ерунду я несу? Нарочито беззаботно, чуточку сбивчиво, нервно, точно говорю не я.— Почему бы и нет? Какая разница, с кем, если обычных мужчин у меня все равно не будет?
Тишина. Плотная, горячая настолько, что в пиджаке стало жарко. Опаляющий взгляд, недоверчивый, полный изумления. Я чувствую его, но продолжаю смотреть на деревья по другую сторону дороги.
Зарокотал мотор, автомобиль развернулся по дуге, поехал к особняку.
Дом тоже тих, темен. Хотя вроде не поздно еще. В ответ на мой вопрос Дрэйк пояснил, что отпустил прислугу пораньше.
Мужчина проводил меня до комнаты, пожелал спокойной ночи и ушел. Закрыв дверь, я включила свет, сняла пиджак. Забыла отдать. Ничего, завтра верну.
Розовое пятно на кровати. Я приблизилась, коснулась тонкой ткани. Мой оставленный в гостиной палантин. Пенелопа или кто-то из горничных принес?
Я переоделась ко сну, включила ночник на прикроватной тумбочке и вдруг заметила рядом с лампой томик в черной обложке. А я так и не выбрала новые книги.
«Тропинки за грань». Гаэрт А.
И если палантин еще мог занести кто-то из прислуги, то о книге знал только Нордан. Значит, заходил в мое отсутствие?
И не в первый раз.
Выключив везде свет, я вышла из комнаты, направилась к лестнице на чердак. Постояла несколько минут, затем шагнула на первую ступеньку. Замерла на секунду, слушая, как одинокий скрип дрожит, разрывает тишину вокруг жалобным стоном. Отступила назад.
Понятно, почему Нордан ничего не сказал по поводу моего переселения. В гостевой спальне нет старой, скрипучей лестницы, по которой невозможно подняться, не поставив в известность обитателя комнаты. И сколько времени ночами Нордан проводил подле чердачной лестницы, делая, как я сейчас, один шаг на нижнюю ступеньку и отступая под предательский скрип? Что удерживало мужчину от подъема в каморку? Не скрипучая же лестница, в самом деле, или острая необходимость передаривать меня Бевану девственницей?
