Халат я накинула. Поверх короткой ночной сорочки. Не гулять же, в самом деле, обнаженной по дому? И причесывалась долго, старательно, пристальнее обычного разглядывая свое отражение в зеркале, хотя и понимала умом, что волосы неизбежно растреплются, а внешность моя теперь не столь уж и важна, по крайней мере, для Нордана. И по дому кралась воровкой, словно и не приходилось раньше пробираться тайком в спальню мужчины. Должна бы привыкнуть.
Дверь открылась прежде, чем я подняла руку для стука. Оглядевшись в последний раз, я переступила порог, окунулась в полумрак неосвещенной гостиной. Позади закрылась дверь и на моей талии сомкнулось теплое кольцо, прижало спиной к мужской груди.
—Не боишься?— жаркий шепот возле уха, поцелуй в шею.
—Нет.
—Но ты дрожишь.
—Просто я… я не привыкла к… к таким вещам.
Нордан отпустил меня и подхватил неожиданно на руки.
—Нордан!— что за странная блажь относить меня в спальню? На сей раз я могу и сама дойти!
—Что, котенок?
—Я…
Мужчина пересек гостиную, вошел в спальню, освещенную лишь лампой на столике возле кровати. Поставил меня на пол перед окном с не задернутыми портьерами. На широком подоконнике бутылка с красным вином, два бокала, две вазы, с конфетами и с фруктами, сложенное покрывало с постели.
—Ты решил меня предварительно напоить?— удивилась я.
—А ты собираешься напиться до состояния бревна?— Нордан усадил меня на покрывало, присел на край подоконника с другой стороны, разлил вино по бокалам. Подал мне один, улыбаясь лукаво, искушающе. Так, должно быть, улыбаются демоны-соблазнители своим ничего не подозревающим жертвам.— Говорила, что не боишься.
Я взяла бокал. Легкий звон столкнувшегося хрусталя, я сделала осторожный глоток. Затем другой, скрывая за бесхитростным действием растерянность, смущение. Мы снова в спальне Нордана, и он снова ведет себя не так, как я ожидала. Я думала, все произойдет сразу, а вместо этого мы сидим на подоконнике и… пьем.
За стеклом хмурый вечер превращался в темную ночь, трепетали в сумерках кроны деревьев. Я посмотрела украдкой на Нордана. Босой, из одежды брюки и небрежно накинутая расстегнутая рубашка.
—Ты не забрал свой автомобиль?— я наконец решаюсь заговорить, поддержать необременительную беседу на отвлеченную тему.
—Некогда было. Завтра надо съездить со Стюи и лишней канистрой бензина.— Мужчина переставил вазочку с конфетами ближе ко мне.— Конфеты твои.
—Благодарю.— Я взяла одну, сунула в рот целиком. Наверное, последний раз настоящий шоколад я ела в храме — мама присылала мне сладости, зная, что в трапезной не бывает толком десерта, только яблочный, персиковый или вишневый пирог дважды в неделю.— Могу я взять еще одну?
—Конечно. Тебя совсем не кормили?
Я бросила на Нордана выразительный взгляд — подчас для рабов деликатес и ломоть хлеба мягкого, свежего, душистого.
—Я имею в виду, раньше.
Во второй конфете оказался орешек.
—Кормили. Но в храме нас не баловали. Еда была простой, никаких изысков или излишеств. В пансионе тоже, только там совсем запрещались сладости. Считалось, что вредно для фигуры и для лица и что настоящая леди не должна позволять себе таких слабостей.
—Полагаю, в пансионе сильно удивились бы, узнав, сколько разных слабостей позволяют себе леди,— мужчина помолчал, наблюдая, как я выбираю следующую конфету, то ли третью, то ли уже четвертую. Как жую увлеченно, запивая вином.— Много в храме было таких, как ты?
—Одаренных? Из учениц — немного. В моей группе было пять девушек. Нас учили отдельно от обычных послушниц. Через несколько месяцев мы должны были начать подготовку к посвящению в жрицы,— я посмотрела на Нордана, лишь сейчас вспомнив.— Ты рассказал Дрэйку о… о моем даре?
—Нет. Надо было?
—Не знаю. Я…— Я допила остатки вина — и когда оно успело закончиться?— Дело в том, что я… я не знаю, как вы… то есть братство… относитесь к… колдунам.
—Зависит от колдуна, но в основном мы их презираем, потому что они в массе своей жалкие ничтожества, которые разучат с десяток заклинаний и ритуалов и уже мнят себя великими магами. А люди покупаются на дешевые фокусы и с готовностью платят им любые требуемые деньги. Однако твоя магия далека от человеческой. Покажешь?
Я поставила пустой бокал на подоконник, раскрыла ладонь. Мне неловко под внимательным взглядом мужчины, но все же звездочки зажглись, закружились хороводом.
—Нас учили скрывать сияние… то есть наш дар,— я смотрела на серебряные искры, бледным светом озарявшие линии на моей ладони.— Нельзя использовать при чужих, нельзя открывать дар недостойным… даже для самозащиты нельзя. Лучше принять яд.
Почему? Странно, но прежде я не задавалась этим вопросом. Я понимала, что учение наше тайно, что люди, уже когда-то приведшие к гибели множества божественных сестер, могут вновь решить, что жрицы Серебряной опасны. Что высокую милость госпожи нашей нельзя растрачивать на пустяки. Однако разве защита себя, своих близких с помощью дара — это плохо? Неужели Серебряной больше по вкусу самоубийство своих сестер, пусть и во имя цели благородной, истинной?
Нордан тоже допил вино, поставил бокал, поднялся с подоконника. Приблизился ко мне, взял за свободную руку, приглашая встать.
—По моим наблюдениям, в большинстве своем религиозные культы — та еще муть, потому что за ними стоят люди. Разные люди. Или иногда нелюди. Однако и те, и другие чаще всего пекутся о собственных интересах. Тебе вряд ли приятно это слышать, но увы.— Мужчина провел подушечкой указательного пальца по ребру моей ладони с мерцающими над ней звездочками.— Единственная школа на острове была при единственном же храме. Какую только высокоморальную ерунду нам там ни втолковывали. Некоторые искренне верили. В том числе в интересное предположение, что если дар дается от светлых богов, то должен непременно проявляться в каком-то возвышенном виде, помогать простым людям и его носитель есть собрание лучших человеческих качеств. Короче, живое воплощение благородства и прочих добродетелей. А если от темных, то несет сей дар тьму и разрушения, и обладатель его проклят и вообще не очень хороший человек.
Лунные искры отражались в темных глазах, замирали крошечными каплями застывшего серебра. Моей ладони коснулся холодок, и я с трудом заставила себя отвести взгляд от завораживающей темноты.
Звездочки обратились кусочками льда, подобно насекомым в медовом золоте янтаря. Целая россыпь бриллиантов, граненых, прозрачных, с заключенным в глубине серебряным огоньком, что продолжал мерцать далекой звездой. Я улыбнулась, рассматривая это маленькое чудо и жалея только о том, что лед растает, а сияние рассеется.
Нордан отпустил мою ладошку, и я сжала ледяные звезды в кулаке.
—Я смогу тебя защитить, котенок,— голос тих. Лицо так близко, что я чувствую дыхание мужчины на своих губах, чувствую запах вина и тумана.
