—От чего?
—От всего. Ото всех. От любого, кто осмелится забрать тебя.
Звездочки падают из разжатого кулака. Я слышу, как с шорохом раскатываются они по полу.
Нордан потянул за пояс халата, и шелковая полоска развязалась точно сама собой, без малейшего усилия. Мужчина спустил халат с моих плеч, лазурный шелк скользнул по рукам, открывая белую сорочку, в определенной мере скромную, украшенную голубыми лентами. Но слишком тонкую, не скрывающую линий тела. Возможно, пеньюар был бы более уместен. Не знаю, почему я выбрала обычную сорочку?
Легкое прикосновение губ к моим, чуть приоткрытым. К щеке, к скуле, даже к кончику носа. И я, решившись, развела края черной рубашки, сняла ее с Нордана, подозревая, что оставил он эту деталь одежды из-за меня. Мужчина обхватил мое лицо ладонью, снова накрыл мои губы своими. Поцелуй глубже, настойчивее, кружит голову и, чтобы устоять на ослабевших вдруг ногах, я обняла Нордана за плечи, цепляясь отчаянно, словно за опору единственную, надежную. Вторая рука легла на талию, но сразу опустилась ниже, поглаживая бедро, ягодицы. А я и не надела под сорочку ничего. Самое интимное прикрыто, однако ладонь всякий раз оказывалась чересчур близко к краю подола, вынуждая застывать ледяной скульптурой.
Нордан отстранился чуть, увлек меня за собой, прочь от окна, за которым сплетались тени.
Возле разобранной кровати ковер и мои босые ступни утонули в пушистом ворсе. Поцелуй, мягкий, теплый, успокаивающий. Рука, легко скользящая по моей спине. Жар мужского тела — я ощущала его сквозь тонкую ткань, ощущала открытыми участками кожи, ощущала, как внутри меня разгорается похожее пламя. Вспыхивает ярче, сильнее, наполняет, лишает дыхания, ясности мысли.
Но я не хочу сейчас мыслить ясно.
Нордан опустился на кровать, поправил подушку под спиной, притянул меня, усаживая к себе на колени. Я дернулась слабо, не вполне уверенная в правильности происходящего. Ладони проникли под сбившуюся на бедрах сорочку, удерживая меня на месте.
—Тише. Ты же не боишься? И не бойся.
—Я не боюсь, я только не знаю…— что надо именно так. Что так можно.
—Не знаешь, верно,— от ласкового тона, от дыхания, щекочущего шею, бросало в дрожь, но дрожь приятную, волнующую.— Поэтому придется довериться.
Я обняла мужчину, прижалась сама, опьяненная жаром, близостью, чувствами, лишь отдаленно похожими на те, что рождались в тот, первый раз.
—Я верю тебе,— выдохнула в губы, не задумываясь, не пытаясь понять, откуда возникли вдруг эти слова.
Я просто произнесла.
Мгновение Нордан смотрел мне в глаза, пристально, удивленно, настороженно. Затем поцеловал. Долго, нежно. И мне показалось, что в воздушных, кремовых оттенках этого поцелуя появилось неожиданно что-то новое, неведомое прежде. Новый вкус, новый цвет, хотя я едва ли могла сейчас описать его, разобраться, чему он подобен.
Возможно, позже.
Пальцы скользнули по животу, опустились ниже, и я вздрогнула вопреки тому, что это было и в прошлый раз. Но выгнулась послушно, открывая шею поцелуям более обжигающим, более требовательным. Вздохнула прерывисто, ощущая губы на груди сквозь ткань сорочки, ощущая, как сомкнулись они на вершинке, ставшей вдруг странно чувствительной.
Я помнила то ожидание, непонятное, мучительное, что охватило меня тогда. На сей раз оно сильнее, приходит с жаром, срывается вздохами, тихими стонами, которые я пытаюсь сдержать, но не могу, проигрывая собственному телу, собственным желаниям. Заставляет подаваться нетерпеливо бедрами, прижиматься непристойно к уверенной, умелой руке, несмотря на память об унизительных проверках. Мне хорошо, однако не покидает смутное, настойчивое желание чего-то большего, чего-то, скрывающегося за неведомой гранью.
—Открой глаза,— голос прозвучал более хрипло, нежели обычно.
Я подчинилась. И утонула в льдистой глубине.
Вздрогнула вновь. Все же это неправильно. Худший осмотр, бесконечно мерзкое, тошнотворное ощущение чужих пальцев внутри собственного тела, разжигающее лишь боль и стыд. Проникающих даже не ради получения какого-то удовольствия, но исключительно в силу профессиональной необходимости. Изучающих придирчиво не как женщину, а как бездушный товар, проходящий проверку на свежесть.
Неправильно. Но сейчас иначе и, едва мои всколыхнувшиеся было испуг, отвращение растворились в синих глазах, я шевельнулась, провела ответно кончиками пальцев по напряженной спине. Нордан снял с меня сорочку, отбросил, уложил меня резко на кровать рядом с собой. Повернулся, привстал, расстегивая и стягивая брюки. Я отвела поспешно взгляд, только скользнув мимолетно по обнажившимся мужским ягодицам и совершенно некстати вспомнив слова Дамаллы. Щупать мужчину пониже спины? Слишком смело, пожалуй. Не уверена, что я когда-нибудь решусь на такое.
Хотя, признаться, хотелось.
Немного. Совсем чуть-чуть.
Когда Нордан повернулся ко мне, я постаралась смотреть в лицо мужчине, не опуская глаз ниже. Нордан навис надо мной, удерживая вес тела на руках, тоже глядя мне в лицо, внимательно, тяжело. Затем склонился, войдя в меня медленно, осторожно. И мы застыли: я в инстинктивном ожидании боли, мужчина следил пристально за малейшей переменой в моем взгляде.
Боли нет. Странно. Непривычно. Неприятно, но не настолько, чтобы отнести неверное это ощущение к боли. Я положила ладони на плечи Нордана, притянула ближе к себе, объясняя поцелуем, что все в порядке. Я ведь сказала, что верю.
Почему?
Привязка? Безумие? Не важно.
Мужчина все же не торопится. Каждое движение аккуратно, неспешно, возрождает неясное это ожидание, увлекает в туман. Как и прежде, я теряюсь в мглистой пелене, но теперь стремлюсь отчаянно к неведомой грани, пытаюсь понять, что таится там, за чертой, хватаюсь крепче за твердое, влажное от пота мужское тело, сжимаю полубессознательно бедра.
Не знаю, в какой момент мир рассыпался осколками переливающимися, ослепляющими солнечными зайчиками. Растекся каплями тяжелыми, горячими. Замер на губах стоном, слишком громким, даже несколько удивленным. Хотя я действительно немного удивлена. Обессилена. Опустошена и одновременно полна блаженства текучего, умиротворяющего, погасившего жар в крови, в теле.
Нордан содрогнулся мгновение спустя, выдохнул хрипло. Перевернулся на спину, вытягиваясь рядом. И без тяжести, без прикрытия мужского тела я осознала резко, что обнажена, что все закончилось и, как бы хорошо ни было, возможно, в моих услугах больше не нуждаются.
Я попыталась отодвинуться от мужчины, но Нордан приподнялся, одной рукой прижал мое плечо, а другой потянулся через меня за откинутым на край постели одеялом.
—И куда ты опять собралась?
—Я… Ты же сам сказал, что… предпочитаешь спать один,— напомнила я осторожно.
—Еще я сказал, что не возражаю против твоего присутствия рядом, в том числе в постели на всю ночь.— Мужчина накрыл одеялом меня и себя, выключил ночник на столике. Переложил подушку поудобнее, лег, обнял меня.— Спи, котенок.
