—Есть соблазн тебя шокировать,— вкрадчивый шепот на ухо.
Прикушенная слегка мочка. Поцелуй в шею.
—Чем?— что может быть более шокирующим, чем то, что уже есть, исключая, естественно, различные извращения, намеки на которые я слышала от торговца?
Предвкушающая улыбка, смешинки в глазах. Вторая ладонь скользнула по моей груди, лаская, сжимая несильно. А потом… Потом я даже не поняла сразу, что произошло. Что Нордан сделал.
Вскрикнула обескуражено, вцепилась в край столешницы, не зная, как реагировать, как отвечать. Странно ощутить вдруг вместо пальцев губы… язык… и в таком… таком месте. Не уверена, что подобное допустимо даже в уединении спальни, даже между любовниками, но сил на сопротивление, на возражения нет. Мне остается только откинуться немного назад, отдаться растущему внутри наслаждению, запретному и оттого более соблазнительному, более манящему. Ловить ртом воздух, стонать, не заботясь о приличиях, о возможных нечаянных слушателях. Замирать на грани тонкой, дрожащей. Зная, что за ней, я стремилась к черте этой охотнее, бесстыднее, удивляясь отрешенно собственной нежданной развратности. И когда мужчина остановился, выпрямился, я закусила губу в попытке скрыть разочарование.
Шорох расстегиваемых брюк. Нордан привлек меня к себе, я снова обняла мужчину ногами, ухватилась одной рукой за плечо. Погрузилась вновь в поток густой, рыжий, пьянящий, ловя ускоряющийся ритм, возвращаясь к трепещущей грани. Чтобы сорваться наконец в падение упоительное, долгое, разрывающее мир на бессвязные лоскуты. Почувствовать последовавшее сразу падение Нордана, отмечая краем сознания неожиданно приятную мысль, что причиной послужила я.
Я уткнулась лицом в мужское плечо. Мы застыли, не шевелясь, дыша тяжело, слушая сумасшедший стук сердец друг друга. Затем Нордан отодвинулся осторожно, застегнул брюки, снял меня со стола. Опустился в кресло, усадил меня боком к себе на колени. Я неловко одернула сорочку, прикрывая бедра, и уронила голову обратно на плечо мужчины.
—Ты шокирована?
—Немного.
—Надо шокировать тебя почаще.
Если тем способом, то… то, наверное, лучше, чтобы все-таки не слишком часто.
—Ты очаровательно краснеешь.
И от насмешки в голосе краснею еще сильнее.
—Мне надо вернуться к себе,— напомнила я.
—Зачем?
—Скоро завтрак.
—Горничная принесет завтрак сюда. И обед тоже.
—Нет!— Я вскочила торопливо с колен, на всякий случай отошла поближе к двери.— Я… я не собираюсь проводить весь день в твоей… в твоей постели. Я понимаю, что ты волен распоряжаться мной как своей наложницей по собственному усмотрению, но…
—Котенок, заканчивай с самопринижением,— перебил меня Нордан раздраженно, встал с кресла, наклонился за книгами на полу.
Я смотрела растерянно на повернувшегося спиной ко мне мужчину, чувствуя, как смешиваются резко удивление, осознание и стыд.
—Нордан, я…— я не могла! Или могла?
—Я бесконечно рад, что ты, в отличие от многих, понимаешь и принимаешь свое незавидное положение, но сколько можно тыкать в него окружающих?— Мужчина собрал книги, положил кривой стопкой на стол.— Ты не моя наложница, ты моя женщина.
—Прости, пожалуйста.— Я приблизилась, разглядывая следы ногтей на лопатке, вызывающе алые, свежие. Не кровоточили, но мысль, что это в прямом смысле дело рук моих, вернее, руки, захлестывала смущением.— Я случайно…
—Разумеется, случайно. Однако, думаешь, кому-то станет легче от твоих постоянных напоминаний?— Нордан выровнял книги и наконец обернулся ко мне. Нахмурился, погладил меня по щеке.— Не переживай. Дрэйк все равно собирался делать тебе документы. Скоро рабыня Сая перестанет существовать в принципе.
—Нордан, я…— я опустила глаза, не веря, что способна на такое.— Мне жаль, но я… я, кажется, тебя…оцарапала.
Рука оставила мое лицо. Несколько секунд тишины — мужчина повернул голову, изучая царапины.
—Придется спуститься к завтраку без рубашки,— в голосе послышался довольный смешок.
—Что?— я подняла взгляд на Нордана. Шутит?— Зачем?!
—Показать, что котенок умеет выпускать коготки,— и улыбка, веселая, плутовская. Что в расцарапанной спине забавного? Что занимательного в публичной демонстрации моей несдержанности?
—Не смей. Даже не думай об этом. А если подумаешь, то я… я не знаю, что сделаю, но что-нибудь сделаю,— пригрозила я неубедительно.
Развернулась, направилась к двери. Подобрала халат и вышла поскорее, провожаемая взглядом насмешливым, щекочущим.
* * *
Завтрак за привычным уже укрытием книг и газет. Привычное молчание. Привычные взгляды украдкой поверх страниц. Только сегодня оттенок взглядов иной.
Даже не поднимая глаз от раскрытых «Тропинок», я ощущала, как Нордан смотрел на меня иногда. Как скользил взглядом по моим прикрытым шалью плечам, шее, лицу. И когда я решалась посмотреть в ответ, улыбался. Легкая, ни к чему не обязывающая полуулыбка одними губами, мимолетная тень в темных глазах, но я краснела невольно, вспоминая прошедший вечер, утро, чувствуя намек, от которого становилось и мучительно стыдно, и нестерпимо жарко.
Дрэйк казался полностью поглощенным чтением новостей, но я знала, что он видел наши переглядывания, замечал заливавший мое лицо румянец, понимал недомолвки, витавшие в воздухе сильным цветочным ароматом. Подозреваю, что Нордан делает это нарочно, подчеркивает открыто нашу связь, как если бы действительно спустился полуобнаженным в столовую.
Я не выдержала первой. Закончила побыстрее завтрак, извинилась и покинула столовую едва ли не бегом. Вышла во двор, мокрый после ночного дождя, остановилась перед фонтаном, слушая плеск серебристых струй, пытаясь успокоиться.
Рабыня Сая перестанет существовать?
Как?
—Сая?
Я обернулась, улыбнулась приближающемуся Дрэйку.
—Я хотел извиниться за вчерашний вечер.— Мужчина остановился передо мной, по обыкновению собранный, безупречный.
Далекий в своей броне идеального костюма, закрытый маской интереса сдержанного, четко вписывающегося в границы дозволенного в приличном обществе.
—Простите?— еще бы не заливала лицо краска при упоминании вчерашнего вечера.
—Некоторые мои вопросы были не совсем тактичны и, мне показалось, несколько тебя огорчили.
—Я…— забыла о разговоре за ужином. Подозрительные вопросы Дрэйка успели поблекнуть, стереться за радугой чувств, вспыхнувшей вечером и утром. И дело не только в физическом удовольствии. Я терялась, боялась незнакомых, ярких этих эмоций, хотя и понимала, что они — лишь следствие привязки.— Я вовсе не огорчилась. Ничего страшного.
—Но ты убежала из столовой.
—Просто…— я глубоко вздохнула, решаясь поведать правду.— На мгновение мне показалось, что вы… в чем-то меня подозреваете.
