Я по-прежнему худа, а формы моего тела никогда не отличались полнотой и тем объемом, что манил, чаровал мужчин. Внешность моя экзотична для империи, а значит, не у каждого вызывает восхищение. И, если мелочно, придирчиво перебрать воспоминания, мне никто почти, кроме Бевана, не говорил комплементов о том, как я прекрасно выгляжу. Я понимала, что и Беван говорил не от души, не искренне, а ради красивого словца и приятного впечатления, однако не получалось отделаться от мыслей о собственной непривлекательности.
Мне не хватает Лиссет. Лисица смогла бы хоть немного прояснить ситуацию, ответить на часть мучающих меня вопросов. Дрэйк не сказал, что второй привязки не бывает, что подобное невозможно. Получается, вторая привязка вполне вероятна? И как представители других видов образовывают связь? Не у всех же есть клыки, а уж яд и подавно. Значит, привязка не создается лишь на основе ядовитого укуса.
С трудом верю, что я действительно решилась предложить Дрэйку укусить меня. Если провести аналогию с человеческими взаимоотношениями, то привязка, наверное, равноценна предложению руки и сердца. Или даже признанию в любви. Только брак можно расторгнуть, хотя развод и по сей день не одобряется во многих странах. Любовь может пройти, развеяться по ветру времени, исчезнуть под снегом равнодушия. Привязка же не пройдет, не исчезнет, ее не расторгнуть, подписав необходимые бумаги. Ее не снять, как снимаются наложенные колдунами чары. И Дрэйк прав — вторая доза яда может убить меня. Ведь именно так братство избавилось когда-то от отмеченных — ввели преданным своим последователям смертельную дозу.
Мне приятно, что Дрэйк настолько беспокоится обо мне, что он не желает рисковать моей жизнью, что я ему небезразлична. И одновременно кажется, будто мужчина не хочет быть прикованным ко мне до конца дней моих. Он тревожится за меня, но не желает видеть меня рядом постоянно, делить со мной радости и горести, променять свою любовницу на неопытную, неумелую девчонку, привязанную к тому же к другому мужчине. Ведь согласись Дрэйк на безумное мое предложение и ему пришлось бы не только делить со мной жизненные удачи и невзгоды, но и делить меня с Норданом.
Мысль плеснула в лицо краской смущения и ужаса. Даже в самых смелых, порочных своих фантазиях я не могла представить нас втроем в одной постели и не потому, что мне не хватало опыта или воображения, а потому, что, подозреваю, тогда постель превратилась бы в поле кровавой битвы, но не в ложе всепоглощающей страсти.
Для пикника выбрана лужайка на берегу маленького, вытянутого кляксой озерца. Отправившиеся на место заранее слуги расстелили на траве покрывала, установили небольшой белоснежный шатер, разобрали корзины со снедью. Присутствующие уже традиционно делятся на две группы, дамы постарше остаются подле императрицы, молодежь присоединяется к Валерии. Лакеи разносят блюда с холодными закусками и прохладительными напитками. Я сижу и рядом с наследницей, и словно сама по себе. Между нами лежит Пушок, положив обе головы на вытянутые передние лапы, и я, несмотря на усиливающуюся жару и белое платье, прижимаюсь к теплому, мерно вздымающемуся боку, почесываю иногда пса по широкой спине, смотрю на ровную гладь озера, склонившиеся к воде ивы на берегу, крупные, насыщенно-розовые цветы кувшинок.
—Да это всем известно. Она этого даже не скрывает. Да и сама посуди, срочное дело, а платья с собой привезла.
—Как истинная леди, графиня едва ли могла пуститься в путь, не взяв с собой самого необходимого.
—Не будь такой дурочкой, Сабрина. Куча нарядов на выход — это не самая необходимая вещь, тем более, если от графини требовалось только передать какое-то сообщение Ее императорскому величеству. Готова спорить на свое наследство, что она примчалась в «Розанну» лишь из-за него.
—Как романтично!— вдыхает мечтательно третья девушка.
—И ничего романтичного,— перебивает первая.— Он на ней не женится, стать его постоянной любовницей она тоже не сможет — люди столько не живут.
—Я слышала, она заключила пари с неким маркизом С., что соблазнит ледяного,— вмешалась четвертая.— Но после неудачи с ним ей пришлось подкорректировать условия, и маркиз согласился, ибо лорд Д. известен своей неприступностью, что усложняет задачу, зато если графиня выиграет, то…
Сидящие на другой половине покрывала девушки беседовали шепотом, но все же не настолько тихо, чтобы я или Валерия не слышали разговора. Бросив на меня быстрый взгляд, наследница повернулась к девушкам.
—Меня совершенно не интересует, кто кого и зачем соблазнит,— прервала непререкаемо наследница юных сплетниц.
Девушки умолкли послушно, посмотрели с любопытством на меня, определенно только сейчас вспомнив, что я приехала с Дрэйком. Впрочем, я не сомневалась, что им известно, что нас поселили в одних апартаментах и что в Эллоране мы тоже живем под одной крышей.
Уделив порцию внимания Катаринне и ее дамам, Беван перешел к нам. Сел рядом со мной — то ли по причине наличия свободного места на покрывале только возле меня, то ли стараясь держаться подальше от слишком юных леди. По крайней мере, девушки сразу забыли обо мне и сплетнях, усердно испытывая свои женские чары на Беване и состязаясь в остротах и флирте. Наконец одна из фрейлин пожаловалась на жару и предложила немного остудиться в озере, естественно, не раздеваясь полностью и не отходя далеко от берега. С одобрительными вздохами и радостными кивками девушки поднялись с покрывала и направились к кромке берега, Валерия, усмехнувшись, последовала за ними. Я осталась с Пушком и Беваном.
Меня беспокоил интерес Тринадцати к жрицам, уничтожение храмов, документов. Братство действительно избавлялось от следов самого присутствия божественных сестер в нашем мире, избавлялось методично, жестоко, не считаясь с жертвами, не делая различий между одаренными богиней и обычными служительницами ее. И в обоих случаях братство воспользовалось удобным случаем, позволяющим исключить посторонний злой умысел, причастность Тринадцати, да и вообще кого-либо. Что стало бы с нами, если бы Эллорийская империя не брала пленных, не захватывала выживших жителей павших стран и особенно девушек в рабство? Если бы рабство не было официально признанным и узаконенным в империи? Мы погибли бы под завалами «случайно» обрушившегося храма?
Не было бы дороги долгой, мучительной в своей безысходности. Не было бы работорговца, унижений, рынка. Темного силуэта за стеклом витрины, холода по коже, укуса.
И взгляда, удивленного, недоверчивого немного, ответом на мои слова в полумраке спальни.
«Я верю тебе».
Я повернула голову к Бевану, наблюдающему за разувающимися девушками, сделала глубокий вдох. Странно. Я чуть наклонилась к мужчине, вдохнула снова. Мужской парфюм, легкий, ненавязчивый. И все. Больше я ничего не чувствовала и тело в присутствии Бевана не начинало противоречить доводам рассудка, подчиняясь лишь инстинктивным желаниям.
—Твое внимание хоть и приятно, но неожиданно, и ты все-таки не оборотень, чтобы так старательно меня обнюхивать,— заметил вдруг мужчина.
Вздрогнув, я поспешно выпрямилась.
