—Я сделала что-то не так или… ты… ты сожалеешь?
—Пойми меня правильно, Айшель,— мужчина опустил глаза на книгу на столешнице перед собой.— Когда я узнал, что Норд тебя укусил, я пытался призвать его к ответственности за тебя как за его отмеченную. Наш яд в твоей крови исключал нормальную полноценную жизнь для тебя, но можно было обеспечить тебе перспективы лучшие статуса бесправной и безымянной рабыни. Ты и сама помнишь, как он тогда воспринял мою просьбу. Теперь же, по прошествии времени и осознания, что ваша привязка парная, Норд стал проявлять в отношении тебя редкую для него ответственность. Он готов защищать, беречь и заботиться о тебе, что удивительно и неожиданно для того, кто десятилетиями и веками думал только о собственном удовольствии. Разумеется, я отдаю себе отчет, что эти изменения — прежде всего следствие привязки, а отнюдь не результат переосмысления, работы над собой и чудесного исправления к лучшему. Тем не менее, это тоже вариант фундамента, на котором можно построить что-то действительно лучшее. Если хотя бы у одного из нас будет шанс жить иначе, то неразумно отказываться от него.
—А как же… братство и запрет на любые близкие отношения?— прошептала я.
—Я уже говорил, на Норда не обращают внимания, поэтому есть высокая вероятность скрыть вас от его ока. Когда мы вернемся, ты покинешь империю…
—Отсылаете? Опять?!
—Я найду повод отправить Норда следом за тобой.— Дрэйк положил руки на книгу, сцепил пальцы в замок.— Вы вряд ли сможете быть вместе постоянно, это будет слишком подозрительно, но в течение…
Он все уже решил. Наверняка начал продумывать, прикидывать варианты и просчитывать степень риска. Знает ли Нордан? Или они успели обсудить мое будущее без меня? И когда предполагалось сообщить обо всем мне? Накануне моего отъезда в неизвестность?
—А как же мы?— перебила я.
—Мы?— мужчина посмотрел на меня вновь, с искренним недоумением, непониманием, откуда взялся другой, неучтенный элемент уравнения, казавшегося таким четким, выверенным.
—Я и ты. Или то, что произошло… между нами, ты считаешь… ошибкой?— наверное, мое сердце разобьется, разлетится на множество бесполезных осколков, если он подтвердит страшное предположение это.
—Нет, это не ошибка. Ты самое светлое, что случилось в моей жизни впервые за долгое время, и я не жалею и не намерен сожалеть о том, что было,— огненный всполох в глазах появился и исчез миражом далеким, неверным.— Но для нас всех будет лучше, если мы забудем…
—Дрэйк, я не могу забыть!— я сорвалась на крик, не пытаясь больше сдерживаться, не думая, что меня могут услышать.— Я не знаю, как это произошло, как я смогла, но есть вторая привязка. На мне. К тебе. Поэтому меня так тянуло к тебе, поэтому резко усилился запах. И моя разлука с Нордом тут совершенно не при чем! Или ты велишь мне и о привязке забыть? Придумаешь какой-нибудь хитрый способ обойти ее влияние? Уедешь подальше от меня, запретишь мне и себе встречаться?!
За всю свою жизнь я никогда ни на кого не кричала. Даже голос редко повышала. А сейчас чувствовала, что еще одно спокойное, взвешенное замечание из уст Дрэйка — и я буду визжать, биться в истерике, схвачу первое, что попадется под руку, и швырну в его непроницаемое лицо. Что угодно — лампу, пресс-папье, позабытую на столе тарелку с пирожными.
Я заметалась по кабинету, представшему вдруг западней, ловушкой, в которую я сама себя загнала. Зачем я поддалась пагубным этим желаниям, инстинктам? Откуда они появились, ведь прежде у меня не возникало ничего подобного? Зачем мне, во имя Серебряной, вторая привязка? Разве мало мне одного получеловека, связи, способной обернуться моей погибелью?
Зачем мне, некогда бывшей той, чье тело, подобно телу нашей госпожи, должно оставаться непорочным до конца моего бытия, сразу двое мужчин?!
—Айшель.— Дрэйк в одно мгновение оказался рядом, попытался обнять, но я с неожиданной для себя силой начала вырываться.— Айшель, успокойся.
—Отпусти меня, бездушная тварь!— голос визгливый, истеричный, чужой. В сознании закручивались темным вихрем ярость и обида, туманили разум столь же сильно, стремительно, как еще недавно пленили аромат сандала и лета, страстного желания.— Ты до сих пор любишь только ее, да? Девушку, чьи кости давно уже обратились тленом в земле? Впрочем, она на диво удобная возлюбленная — тихая, безопасная, уже мертвая и потому с ее чувствами можно не считаться!— Я высвободила руку и с размаху ударила мужчину по щеке. Дрэйк застыл, словно окаменев. Я вырвалась, ощущая, как защипало глаза от подступивших злых слез.— Кусок льда! Скотина бессердечная! Ненавижу!!
Развернувшись, я бросилась к двери, распахнула. Замерший по другую сторону порога Нордан, как ни странно, сделал шаг назад.
—Шель, какого Дирга у вас происходит?— спросил Нордан требовательно, подозрительно.
—И тебя ненавижу! Всех вас ненавижу!— выкрикнула я, едва сдерживая рыдания, понимая, что если Нордан попробует меня остановить, то я использую сияние. Мне не выиграть это сражение, но в слепой ярости я готова биться, царапаться, кусаться до последнего.
Нордан скользнул по мне пристальным настороженным взглядом и отступил, давая дорогу. Я метнулась мимо мужчины к лестнице, бегом поднялась в свою комнату и, бросившись на кровать, отпустила на волю слезы и душившие меня рыдания.
* * *
Плакала я долго, заливая слезами подушку. Еще дольше лежала после неподвижно, глядя в одну точку.
Я устроила Дрэйку истерику. Кричала, билась, ударила его, хотя, естественно, едва ли мой удар был сильным и мог причинить сколько-нибудь ощутимый вред взрослому крепкому мужчине, тем более человеку лишь наполовину. Я ударила больнее, не рукой, но словами, обвинениями, напоминанием о его чувствах к Дайане. Не мое дело осуждать память Дрэйка о погибшей невесте, низко и подло использовать его верность возлюбленной в качестве шпильки во время ссоры.
Что на меня нашло? Я не плакала, не впадала в истерику в худшие моменты своей жизни, я всегда старалась держаться и в глубине души тайно гордилась собственной твердостью, крепостью духа, а сегодня сорвалась вдруг.
Кажется, я впервые осознала, что такое эмоциональная связь, когда другой человек так или иначе ощущает владеющие тобой чувства. Вероятно, не будь связи, реакция Нордана была бы другой. Попытался бы он меня остановить, продолжил бы ссору, выясняя обстоятельства нашей с Дрэйком размолвки, добавил бы своих обвинений, претензий? Но отпустил, не стал удерживать. И этот поступок только усиливал вину перед ним.
Пенелопа заходила ко мне спросить, спущусь ли я к ужину, но я не набралась храбрости пойти в столовую, увидеть тех, кому я причиняю больше неудобств, чем радости. Разве не в том заключается предназначение рабыни-наложницы — быть послушной и милой, радовать своих хозяев в постели, делать все для достижения ими желаемого удовольствия? А я веду себя как вздорная, неблагодарная истеричка.
Сославшись на усталость после поездки, я попросила принести ужин в мою комнату и, устроившись с подносом на подоконнике, съела все до крошки. Еще и прожорливой становлюсь, несмотря на свежие переживания… Куда я падаю, в какую бездну проваливаюсь?
