Я хотела. Но соврала, жалко, неубедительно, поддаваясь вновь страху, и мужчины почувствовали глупую мою ложь.
– Норд, сделай одолжение, хотя бы притворись, что спишь, – произнёс Дрэйк тоном подчёркнуто ровным.
– И полночи слушать ваши… шебуршания? – но руку Нордан всё же убрал.
– В отличие от тебя, я привык держать своё слово.
– Если не собираешься участвовать, то тогда лежи молча и не мешай другим.
– Замолчите вы оба! – огрызнулась я вдруг. – Если вы намерены и дальше вести словесные баталии, то просьба сразу перейти в другое место и дать мне нормально поспать перед балом.
Я вытянула руки поверх одеяла, прижав его к себе по бокам, и закрыла глаза, предвкушая мрачно ночь долгую, бессонную.
* * *
Веледа
Надо вернуть кольцо. Кадиим единственный, кто может рассказать мне если не всю правду, то хотя бы часть её, объяснить, почему сейчас происходит то, что происходит.
Попросить папу отдать кольцо я не решилась – слишком уж резок и непреклонен был тон его, когда отец забрал артефакт. Надеждой, что папа спрятал кольцо где-то в наших апартаментах, я тоже не тешилась. Особенность артефакта такова, что любой завладевший кольцом становится потенциальным хозяином заключенного в нём духа и только хозяин может призвать того, кого давным-давно заперли в этой магической тюрьме. Дух не может причинить прямой вред хозяину, не может ослушаться его приказа и не может ответить на призыв другого человека. Когда-то папа связал меня с кольцом, что позволяло мне в случае необходимости разыскать артефакт и ограничивало возможности того, кто осмелится присвоить Кадиима себе, но полноценное изменение древней магии не по силам даже отцу. Я не могла без кольца позвать Кадиима, а он без веления владельца артефакта не мог ни явиться, ни предпринять что-либо самостоятельно. И почему-то лишь теперь, вспоминая всё, что мне известно об артефактах такого рода, я вдруг задумалась о его свойствах, о подчинении духа хозяину. Кадиим со мной с моих тринадцати лет, он всегда рядом, рассудительный, добрый и немного ворчливый. Он заботился обо мне, учил, везде сопровождал меня, зримо и незримо, следил и управлял домами, в которые меня привозил отец. Дух переносил моё скованное сном тело за грань, я видела его смуглое, обрамлённое чёрными волосами лицо, когда засыпала, падая в небытие, и когда пробуждалась, выбираясь медленно из холодных объятий пустоты. Я никогда не приказывала Кадииму, он просто выполнял мои просьбы, предугадывал желания, делал так, чтобы я ни в чём не нуждалась. Я не призывала его, как было положено, да и сам дух не спрашивал, можно ли ему явиться.
Почему?
Потому что папа истинный владелец кольца, а я – подопечная, вверенная заботам духа. Папа отдаёт Кадииму приказы, я же часть этих приказов, объект, требующий особого присмотра. Я носила кольцо, но каким-то образом не становилась хозяйкой духа.
Странно, что эта элементарная мысль пришла мне в голову только сейчас. Я так привыкла к своему хранителю, к нашему с ним общению, лёгкому, непринуждённому, к его немного покровительственному отношению старшего брата, что не задумывалась прежде, что это не связь хозяина и слуги.
Не сомневаюсь, папа носил артефакт с собой, и я проверила свою теорию той же ночью. Дождалась возвращения отца, дождалась, когда он уйдёт в свою спальню, и достала из ящика комода план наших апартаментов, схематично нарисованный мной ещё днём. Капля моей крови, короткое заклинание поиска. Ждать долго не пришлось, кровь растеклась маленькой кляксой по прямоугольнику, обозначенному на плане как папина спальня. Но как забрать кольцо? Прокрасться в комнату и обыскать отцовскую одежду? А если оно на папе, если он сейчас носит артефакт так же, как и я, – на цепочке или на шнурке на своей шее? В конце концов, карманы ненадёжны…
Я порвала лист с планом и бросила клочки в огонь в камине. Накинула халат поверх ночной сорочки, затянула пояс потуже и вышла из своей спальни в тёмную гостиную. Из-под двери папиной комнаты сочился свет, и я шагнула к створке, постучала.
– Входи, Веледа.
Я приоткрыла дверь, зашла медленно, словно в нерешительности. Впрочем, мне не надо притворяться, играть – я действительно опасалась, не будучи уверенной в собственных действиях.
– Папа, ты ещё не спишь? – я робко улыбнулась.
Отец сидел за небольшим письменным столом возле окна, на полированной столешнице бумаги веером, освещённые лампой. Чёрный пиджак брошен в кресло, галстук ослаблен, но всё же не настолько, чтобы я смогла рассмотреть основание шеи.
– Дела, неспособные подождать до утра, – устало ответил папа и повернулся ко мне. – Ты что-то хотела?
– Я… да. Сегодня утром во время моей игры с Пушком ко мне подошла Её императорское высочество, – наверняка мой сегодняшний охранник уже донёс об этом.
– Да? – в голосе удивление, но в голубых глазах я заметила тень удовлетворения – конечно же, ему о нашей с наследницей беседе доложили ещё до обеда, но в моём добровольном признании отец увидел подтверждение моей лояльности, безоговорочной преданности ему. – И чего же хотела от тебя Валерия?
– Ничего особенного. Расспрашивала о Пушке, сказала, вот на кого он променял свою хозяйку, – стараясь улыбаться беззаботно, я приблизилась к столу.
– Говорил я Октавиану, надо было сразу избавиться от этой твари, пока она была ещё мала.
– По-моему, Пушок хороший и никогда не причинит вреда наследнице.
– Однако если он попытается укусить тебя или напасть, бей не раздумывая, поняла, Веледа?
– Да, конечно, – я остановилась перед сидящим на стуле папой, принялась осторожно развязывать галстук. – Мне кажется, ты слишком много работаешь. С тех пор, как мы перебрались во дворец, ты выглядишь таким усталым, и мы совсем перестали разговаривать и проводить время вдвоём, – я надеялась, что голос не сорвётся, а руки не начнут предательски дрожать. Видит Кара, я никогда не предполагала, что опущусь до обмана, откровенной лжи родному отцу, до столь низкого спектакля. – Я здесь одна и скучаю.
– Фрейлины Катаринны… – начал папа. Взгляд его задумчив, отец смотрел на меня снизу вверх чуть удивлённо, оценивающе, будто заметив нечто новое, прежде не виденное.
И мне этот взгляд отчего-то неприятен. Он скользил холодным угрём по моему лицу, шее, плечам, груди, точно изучая заново.
– Сборище глупых наседок, – перебила я, сняла и повесила галстук на свою руку, чтобы не мешал. Расстегнула верхнюю пуговицу на тёмно-синей рубашке, поправила воротничок. Словно невзначай коснулась кончиками пальцев кожи под воротником, почувствовала металлические звенья цепочки. – Целый день только и делают, что болтают без умолку о моде да сплетничают. Какое мне дело до моды или последних придворных скандалов? И как Её императорское величество их терпит? Вот, так-то наверняка лучше. Доброй ночи, папа. Не засиживайся допоздна, – я наклонилась, поцеловала отца в щёку и, выпрямившись, направилась к двери.
