Перед отлётом сестры я попросила её предупредить родителей, что во временное жильё я сегодня не вернусь и на праздничном вечере нас с Алессандро не будет. Догадываюсь, как отреагирует мама на столь вопиющее нарушение традиций, но я не собиралась появляться на арене сугубо ради соблюдения мало кому нужного церемониала да чтобы показаться родительнице.
Приведя Алессандро в относительный внешний порядок и накормив, мы уложили его спать. Уснул он на удивление быстро и выражение «спал сном младенца» подходило ему как нельзя лучше. Сама я перекусила исключительно по настоянию Кахалона, а после поспешила обратно в спальню. Прикорнула на краю кровати и вновь уставилась на темнеющий прямоугольник окна.
Плана у меня нет.
Ни чёткого, ни примерного, вообще никакого.
У Алессандро если и был, то в известность он меня не поставил. Единственное, что могу предположить наверняка, на такое развитие событий жнец точно не рассчитывал, иначе постарался бы его не допустить. Миссия-то провалена с треском, и главный исполнитель выбыл из строя на неопределённый срок — кому охота получить столь сомнительный результат?
Конечно, есть один вариант…
Бросить жнеца, а самой улететь из города как можно быстрее и без оглядки. Но, помимо упрямого внутреннего протеста, поднимавшегося при одной этой мысли, я видела минусы и с рациональной точки зрения.
Оставить Алессандро в Скарро я не могу. В этом доме меня с лёгкостью найдут через хозяина и Кахалона. Вывести в город и бросить на улице, как наскучившего домашнего питомца, — вычислят через мою семью. Я и мои родные привели жнеца в Скарро, нас неоднократно видели вместе, и сколько ещё людей посещало оплот каменных за последние века? После отбытия гостей улицы и дома будут проверяться — не больно-то местным нужны посторонние в закрытом городе, — и Алессандро найдут быстро. Если только он сам не поймёт, что надо прятаться и скрываться, но в нынешнем его состоянии это маловероятно. Да и… превратить человека с восприятием младенца в загнанного зверя, и впрямь бросить на дальних улицах как надоевшего щенка? Это слишком жестоко даже без внутреннего протеста и факта, что найдут его в два счёта, а после и выяснят запросто, откуда он тут вообще взялся.
И в родовой город с ним не вернёшься. Ладно бы он был в своём уме и твёрдой памяти, но как нынешнего Алессандро довести до портала, переместить в Алансонию и дотащить до города Пепельного гранита? А если не в родовой город…
А куда тогда? В какой город ни ткни, до него так или иначе надо добраться, да и что там делать с человек с плохо варящим котелком, как выразился Азур?
Попала ты, Хэл. Вот теперь действительно попала.
Крупно.
И, похоже, безвыходно.
Хоть на луну вой и плевать, что я к зверолюдям не отношусь.
— Халциона? — прошелестели от двери.
Я повернула голову к Кахалону, застывшему на пороге крылатым чёрным изваянием.
— Если тебе надо пойти на арену… хотя бы чтобы показаться родителям… можешь слетать, — предложил он тихо.
— Я не могу.
— Я с ним посижу.
— Не стоит. Ты иди, а я останусь. Спасибо большое за помощь.
— Постараюсь не задерживаться, — заверил Кахалон и добавил с усмешкой: — Всё равно ничего нового на арене не ожидается, — и вышел, бесшумно притворив за собой дверь.
Я сползла ниже по подушке, глянула на мирно спящего Алессандро. Сейчас и не скажешь, что с ним что-то не в порядке. Волосы опять растрепались, хотя я честно пыталась его причесать, и лицо даже в сумерках казалось спокойным, безмятежным.
Взгляд зацепился за чёрный росчерк шнурка, пересекающего белеющую в потёмках шею. Я включила светильник на прикроватном столике, осторожно подхватила шнурок и медленно вытянула из-под края сбившегося одеяла загадочную висюльку, не иначе как чудом оставшуюся при хозяине вопреки событиям прошедшего дня. Алессандро на мои домогательские действия никак не среагировал, и я взяла округлую металлическую пластину, аккуратно повернула, внимательно рассматривая. На одной стороне выбит вензель неизвестного происхождения, на другой — блестящая змея, свернувшаяся восьмёркой и кусающая себя за хвост.
А вот это уже что-то знакомое.
Только где я могла видеть этот символ? И для Алессандро имеет какое-то своё, особое значение, потому как не похоже, чтобы пластинка была неприкосновенным некромантским запасом на самый крайний случай.
Тянуть висюльку на себя, чтобы поближе рассмотреть вензель в рассеянном свете лампы, я не стала, вместо этого наклонилась сама, покрутила пластинку под разными углами. Может, и вензель знаком, просто я не могу вспомнить, откуда.
Алессандро открыл глаза внезапно. Я заметила это краем зрения, но слишком поздно, в последний момент. На моём запястье сомкнулись неожиданно горячие пальцы, и я торопливо выпустила пластинку. Рывок, и я каким-то непостижимым для себя образом перелетела через Алессандро, плюхнулась на спину на другую сторону постели, а сам он, ловко отбросив одеяло, навис надо мной, прижав уже обе мои руки к подушке над головой. Злосчастная висюлька упала мне на грудь.
— Ал… — начала я и умолкла, поперхнувшись оставшейся частью имени.
Взгляд жнеца совершенно осмыслен, нет в нём ни наполовину животного страха, ни растерянного непонимания, ни мрачной настороженности. Он ясени изучал моё лицо с интересом и удовлетворением. А ещё чувствовалось в нём что-то, чего я не замечала за Алессандро прежде.
Или за прежним Алессандро.
— Лаура-Лаура, — произнёс он, укоризненно покачав головой, и добавил пару реплик на неизвестном мне языке.
Впрочем, уверена, говорил он именно на том самом неопознанном диалекте из своего прошлого. Правда, тон прозвучал… игриво как будто.
С предвкушением.
И явно не сытного обеда.
— Алессандро… — я попыталась было напомнить, кто я, кто он и чего ради мы все здесь сегодня собрались, но закончить мысль жнец мне не дал.
Он меня поцеловал.
Глава 14
Поцелуй одновременно и навевал воспоминания о произошедшем на том злосчастном тюке, и был совершенно иным. Он был живым, страстным, без намёка на притворство и игру на публику и о-очень настойчивым. Настойчивым настолько, что поначалу я от растерянности не среагировала как следовало, а потом… даже немного сама увлеклась. Где-то на краю сознания заходилась в истерике мысль, что сейчас Алессандро терзает не мои губы, Халционы из рода Пепельного гранита, а неведомой Лауры, но этот нетерпеливый поцелуй так будоражил, так туманил разум, что не хотелось прерываться…
По крайней мере, не сразу.
В какой-то с трудом перехваченный мной момент Алессандро отпустил мои запястья, неспешно провёл одной ладонью вниз по телу. Пальцы задерживались на открытых участках кожи, лаская умело, но платье, к счастью, было обычного фасона, приличное и в меру закрытое, не традиционная горгулья туника. Разве что юбка от рывка задралась и сбилась складками в районе талии, и добравшимся до ноги шаловливым пальцам открывался немалый простор для активной деятельности. Этим они и занялись, касаясь так, что на коже словно пожар разгорался. Я невольно выгнулась и Алессандро, оставив мои губы в покое, опустился ниже, на шею. Пальцы же, не удовлетворившись поглаживанием моей ноги, скользнули на внутреннюю сторону бедра. И тут сквозь стремительно расползающийся по голове сладкий дурман и пробилось-таки здравое напоминание, что «немного увлеклась» как-то чересчур быстро перешло в стадию «слишком увлеклась».
