«Самообладание» подавляет эффект воздействия провокации.
Но я не единственный, кто оказался в зоне поражения способности. Из-под земли тут же высунулись десятки мертвецов, и даже нападающие на оплот устремились к огромной монструозной туше. Самое главное, насекомые тоже не смогли устоять перед его способностью.
— Людей! Держи!
Словно мотыльки на свет, люди и орки двинулись к Грегу, позабыв обо всем. Скоро с них тоже спадет воздействие провокации, вопрос в том, сколько из них доживут до этого часа? Касание к шкуре монстра приведет к практически мгновенной смерти, однако так далеко идти им не требуется. Ров с кислотой всегда готов принять в себя лишний десяток тел.
Не долго думая, я схватил мертвеца и, воткнув ему в грудину росток Бени. Побудешь курьером.
[Метание]
Туша с закладкой полетела в толпу. В плодотворной среде росток стремительно разросся. Потому до толпы долетела уже полноценная живая изгородь, что собой прервала смертельный парад.
Я же смог спокойно добраться до Русса…
Мертв.
Я уже видел подобное.
Тело можно восстановить, но…
Но я не собираюсь сдаваться, даже не попытавшись.
[Исцеление]
Все это уже было. Все это уже проходилось.
[Ты, не пройдешь!]
Руками я надавливал на его грудную клетку, стараясь запустить сердце.
Там где не справляется Система, поможет медицина, и на стыке двух учений…
Слишком громкие заявления для букашки.
Бархатный голос решил вновь о себе напомнить. И в этот раз он не удовлетворился одним лишь моим сознанием.
— Он тебе не поможет, — чужой, чарующий и в тоже время раздражающий голос вырвался из моей глотки. Его слова заглушали все прочие крики в округе, чтобы услышать их мог не только лишь каждый, но один единственный, кому они предназначены. — Но помочь могу я, сказать, почему, несмотря на все усилия, он не возвращается. Сказать, из-за чего он не может вернуться. Вернее из-за кого…
Глава 44 Потерянная душа
Остановить поток слов удалось только срастив исцелением губы.
— Альберт? — Грег, уже в более привычной форме четырехрукого монстра, пошатываясь, шел мне навстречу. — Скажи, что ты сможешь вернуть Русса. Я не прошу вернуть всех, но раз есть возможность…
Однако тело под моими руками так и не подало признаков жизни.
Грегор понял без слов, что я облажался.
— Ясно, — в его руке блеснул клинок. — Тогда спрошу у знающего.
Ударом меча он разделил срощенные губы. Кровавое месиво из кусков вырванного мяса и осколков зубов пронеслось следом за движением клинка.
Но крика не вырвалось из моего рта. Окровавленная пасть лишь скривилась в отвратительной ухмылке.
— Правильный выбор, странник, — сущность облизнула языком кровавое месиво, некогда бывшее моими губами. — Три приказа. В определенный момент я отдам тебе три приказа. Это может произойти сегодня, завтра, через год, а может…
— Согласен, — Грегор не стал даже дослушивать условия сделки.
— Странники… странники никогда не меняются. Пойдете на сделку хоть с богом, хоть с демоном ради желаемого, — против воли, моя рука покрылась черным туманом и потянулась вперед. — Пожми руку и обретешь частичку моей мудрости, знания, за которые умирали целые страны, ответ на вопрос: почему душа твоего друга не может вернуться, как бы сильно к ней не взывали.
Без колебаний Грегор пожал протянутую руку. Нестерпимой болью отозвалась моя ладонь. На ее тыльной стороне черным пламенем выжгло три метки. И точно такие же метки появились у Грега.
— Возвращай Русса.
— Я обещал знания, знания ты и получишь. Успех же будет зависеть лишь от тебя.
Грегор пусть и был готов к подобному ответу, не смог полностью сдержать закипающей ярости. Его рука едва дрогнула, сминая мою кисть в кашу. И только черная пелена не позволила разложению поглотить мою конечность.
— Говори, — сквозь стиснутые зубы голос Грегора больше напоминал рык. — Что надо делать.
— Заставить их верить, — без особых усилий, сущность вырвала мою руку из стальной хватки Грега, и жестом обвела всю толпу выживших, забрызгивая их кровью. — Эмоции живых — страшная сила. Злоба, похоть, страх, ненависть, любое чувство, любая живущая в сердце мысль, связывает между собой души. Этот закон един не только для смертных. Потому боги так возятся со своей паствой. В вере их сила. В вере же причина, по которой этот странник не может вернуться. Если точнее, в ее полном отсутствии.
Сущность сплюнула кровавое крошево, мешающее нормально говорить.
— Люди, орки, женщины, дети, сколько их здесь? Сотни уже точно не будет. Но явно более пяти дюжин, более пяти дюжин голов, наполненных переживаниями и страхами. Зачем мы здесь? Почему именно мы? Некоторые помышляют о самоубийстве, другие о битве до смерти, кто-то склонился ниц в молитве ложным богам, иные ищут возможность побега, единицы же, — улыбка на моем лице переросла в оскал. — Единицы же рьяно, подобно фанатикам, желают смерти всем странникам. И никто, ни единая душа не вспоминает о твоем друге. Все усилия, что он приложил ради их спасения, все его жертвы, все пережитые им боль и страдания не стоят для этой толпы ровным счетом абсолютно ничего. Словно его никогда и не существовало. А если человека никогда не существовало, то и вернуть его нельзя.
— Мастер Грегор, — Крамер одним ударом располовинил мертвеца, подставляя под удар другого заменяющее руку лезвие. — Мастер! Нам нужна помощь!
— Значит, если все о нем вспомнят, захотят чтобы он вернулся, поверят что это возможно, все выйдет? — Грегор, поглощенный словами сущности, проигнорировал крики парня.
— Вспомнят? Из памяти ты вырвешь лишь обрывки души. Жалкое подобие разумного существа. Здесь нужна вера — слепая и абсолютная, яркий след, что шрамом останется в сердцах и истории. И чем ярче он будет, тем выше шансы у души на полноценное перерождение, — с этими словами мрак, окружающий мою руку рассеялся.
— Не смей останавливать исцеление, — посмотрев мне в глаза, Грег направился к толпе, на ходу преображаясь в монстра. — Я заставлю их вспомнить.
Слишком хорошо мне знаком этот взгляд. Он принадлежит человеку, готовому пойти на крайние меры. И боюсь, я догадываюсь, каким образом он заставит людей уверовать. Слишком часто сам прибегал к нему, открывая еретикам глаза на истину. Не убеждением, но страхом он заставит людей отречься от всего значимого в этой жизни. И когда внутри у них не останется ничего, Грег вложит в их головы идею, что заполнит собой пустоту. Худшее из известных орудий веры, за использование которого всем нам однажды придется поплатиться.
