Татуированный парень, подаривший мне копье в спину, лишился половины волос на своей голове. Судя по тянущемуся от самой брови шраму, их вырвали одним ударом, оставляя после себя не слишком глубокую, но обильно кровоточащую рану, залившую практически все лицо кровью. Однако рукой, лишенной нескольких пальцев и пронзенной небольшими металлическими стержнями, он продолжал натягивать тетиву артефактного лука, накапливая духовную силу и выжидая момента для выстрела. Ноги же по самые булки покрывали кислотные ожоги и кровавые ссадины, оставленные отравленными шипами.
Куда лучше выглядел прикрывающий парня своей массивной фигурой воин, закованный с ног до головы в монолитную, лишенную видимых сочленений, серебряную броню. Но даже несмотря на фиолетовое сияние, ее прочности оказалось недостаточно, чтобы выстоять против сущности, и за это знание воин заплатил правой рукой. Однако доспех, словно живой, самостоятельно залатал полученное повреждение, подстраиваясь под владельца и вновь запирая его изнутри, в неведении и относительной безопасности. Левой же рукой воин сжимал непомерно огромный, серебряный колокол, на котором помимо сложных рунических узоров уже красовались полученные в бою сколы.
Последним устоявшим на ногах человеческим воином была длинноволосая девушка в кроваво-красной робе с редкими белоснежными всполохами. Казалось, что на общем фоне ей досталось меньше товарищей, а весь удар на себя приняли мужчины. Однако стоит присмотреться, и станет очевидно — и одежда, и волосы, и кожа, и даже латные рукавицы на ее руках окрашены в алый цвет кровью убитых врагов...
Но не было на поле боя столько врагов обладающих кровью, а только союзники...
Союзники, чьих тел больше не видно на поле брани, и я уже не уверен, что всех их успел поглотить Беня.
И блуждающие огоньки безумия в глазах девушки настораживали не меньше, чем некоторая отстраненность (метров на сто) от остальных уцелевших людей.
И посреди этого цирка уродов сидел я, отращивая новое тело свободное от чужеродной корневой системы.
Хотелось выругаться, да язык я оставил своему эльфийскому другу. Да и времени на пустой треп мне никто здесь не даст, ибо появление еще одного бойца спровоцировало выжидающие стороны вновь ринуться в бой.
Но если лучник обрушил накопленный заряд градом стрел на Сущность, то монашка-берсеркер ринулась прямиком на меня.
Лозы вздымали и разрывали на ее пути рыхлую землю, стараясь создать препятствие и обвиться вокруг лодыжек. Прямого столкновения им явно не выиграть, но задержать девушку будет явно по силам, а там украденная сотня артефактных оружий даст о себе знать, обрушившись градом ударов со всех сторон.
Однако девушка даже не замечала создаваемых на ее пути препятствий. Ловкими, резкими ударами, достигающими намеченной цели единственным движением, она отбивала даже направленные из слепых зон атаки. И несколько таких отраженных ударов направили сжимаемое Беней артефактное оружие к моим ногам.
Девушка словно показывала свое безоговорочное превосходство и требовала от нового соперника битвы, даже не подозревая, что моих сил с трудом хватит для роли добычи.
Добычи, неспособной поднять брошенное к ногам оружие.
Пусть усиление характеристик не дало абсолютно никакого преимущества против эльфа и даже не смогло проявиться, сейчас каждым мускулом восстановленного тела я ощущаю отдачу от всех трех использований способности. Достаточно сильную, чтобы я осознал: исцеление будет моим единственным оружием в этой битве, а тело — не более чем обязательным балластом.
Впрочем, для Беня-брони и этого будет достаточно. Потому как его способностям не требуется никакой иной силы, кроме возможности постоянно расти и подпитываться. И с этой задачей я как-нибудь справлюсь.
Подумал я, ловя лицом латную рукавицу и снова возвращаясь во тьму...
Удар девушки был столь сильным, что ни плоть, ни кости не смогли оказать ему достойного сопротивления. И как горячий нож проходит сквозь масло, так он прошел сквозь мой череп, не замедлившись ни на мгновение. Словно и не встречал на своем пути никакой преграды.
Похоже, помимо навязчивого желания залезть кому-нибудь в рот, у меня появляется вредная привычка ломать себе лицо...
Впрочем, за лицо полагается платить лицом...
И тот немногочисленный запас кислоты, что остался после битвы с эльфом вырвался из меня навстречу девушке, рука которой надежно увязла в моей раскуроченной черепушке. Пусть физической силой удержать на месте ее не получится, исцеление не позволит вырваться...
Или не совсем.
Потому как девушка не разменивалась по мелочам. И едва на ее пути встал поток кислоты, как она легким движением перемахнула мне за спину. Но прежде чем ее нога коснулась земли, мне в затылок прилетел сокрушительный контрудар, разорвавший едва восстановленную голову на части и отправивший тело прочь на добрую сотню метров.
Восстановленными глазами я только и мог наблюдать, как на огромной скорости подо мной проносится крошево из камней и куски стали, некогда бывшей тяжелой броней. И каждый контакт с этим добром разрывал мою кожу на части, распарывая мускулы по самые кости и истирая последние в порошок.
Благо в конце пути меня уже дожидался Беня. Его шипастые лозы, переплетаясь между собой, сформировали мягкий, пусть и немного колючий, куст-буффер, компенсировавший собой силу удара девушки. И прежде чем он окончательно поглотил обретенную моим телом инерцию, его лозы уже начали впиваться мне в кожу. И поглощая бесконечно восстанавливаемый запас свежего мяса, они наращивали на мне прочную, покрытую ядовитыми шипами броню.
И пусть от удара девушки подобная защита полностью укрыть не способна, ей вполне по силам отклонить в сторону разрушительную атаку, а самое главное — вернуть мне возможность двигаться. И с обновленным телом я смогу перейти от роли добычи к позиции хищника.
Особенно с нечестным растительным преимуществом. Ведь помимо бесконечно наращиваемой массы и возможности извиваться в любых направлениях, не ограничиваясь возможностями тела или положением суставов, растению не знакомы ни боль, ни усталость. Неважно сколь долго продолжится битва, оно не утратит своей эффективности ни в ее начале, когда все свежи и полны сил, ни в конце, когда последние силы уходят на попытку не выпустить из рук эфес меча.
Пока есть еда — Беня будет сражаться, а со мной внутри она никогда не закончится...
Чего нельзя сказать о девушке. Ибо какой бы исключительной силой она не обладала, человек не сможет выйти за пределы собственных возможностей. Пусть их границы расширены артефактами, но оттого никуда не делись.
Уж мне то как никому другому известно о последствиях подобных фокусов. Ведь даже сейчас, пусть Система и не выставила ни единого уведомления, я едва ли могу самостоятельно пошевелиться. И это будучи попаданцем, с изначально куда большими возможностями на фоне обычных людей.
Что уж говорить девушке...
