Но даже в таком состоянии ее сердце, свободное от оков плоти, продолжало биться. В подвешенном состоянии его удерживали алые нити. Многократно пересекаясь меж собой, они не позволяли ее телу развалиться на части. И каждое движение на вид мертвого тела сопровождалось натяжением очередной нити...
Вытащив из пустой, обожженной глазницы крысиную саблю, девушка отбросила клинок в сторону, словно ненужную зубочистку, и двинулась вперед, впиваясь в меня единственным уцелевшим глазом...
Ибо даже смерть носителя не могла утолить жажду ненасытного артефакта. Словно кукловод, он вел девушку на битву за свежей кровью, что позволит возвратить телу былую силу.
И для этого ему не требовалось идти далеко. Потому как столь желанный источник крови, позволивший вернуть практически мертвому телу подвижность, находится в шаговой доступности и перебирает рукой камушки...
«Беня, ты еще не надумал возвращаться? Мне бы сейчас помощь не помешала. Или хотя бы возможность ходить...»
В ответ на мои мольбы на руке проклюнулся небольшой росточек и, покрыв ее от предплечья до кисти, задеревенел. На его конце пробивался полуметровый шип, с наконечника которого стекал яд.
Но даже на эту маленькую, можно сказать «моральную», поддержку у Бени ушли все силы.
И только одна крошечная загвоздка не позволила мне оценить усилия цветика по достоинству — перегруженное тело. Сейчас даже просто ровно стоять и перемешивать рукой камешки для меня сродни вершинам эквилибристики. Попытаюсь одновременно с этим улыбнуться и рукой помахать... о подобном и думать не стоит. Потому как даже самый неуклюжий пингвин справится с этой задачей лучше меня.
И парочка линчевателей, в лице Сущности и берсеркерши, уже готовы доказать это не словом, но делом.
Вопрос лишь в том, кто первым доберется до моей тушки: грызун, бархатный голос которого все чаще начал срываться на пи-пи-писк, а сжимаемая лапками сабля воспылала багровым огнем; или же передвижное анатомическое пособие, постепенно переходящее с шага на бег, даже несмотря на теряемые в процессе движения внутренности и плохо закрепленные алыми нитями кости.
Ответ я не знаю, и знать не хочу, но если ничего не предприму, то получу его в самой грубой из ведомых этому миру форме...
Превозмогая нечеловеческие нагрузки, я прижал кол к своей шее. Трясущаяся рука сама исполнили всю работу, каждым порывом оставляя на моей коже столь необходимые для активации способности рассечки...
[Рассечение]
И не теряя времени и направления...
[Метание]
Вмиг картина мира смазалась веретеном блеклых, перемешанных меж собой полос, напоминая мне о последствиях «метания» как попало. Выбора особо не было, но полная дезориентация стремительно уменьшала мои шансы на выживание. И даже отрастив тело, я не смог полностью подавить инерцию от способности, а лишь снизил скорость вращения.
И пусть собравшиеся на дне кратера благодарят своих богов за мой скудный рацион питания. Ибо от постоянного вращения он бы уже попросился наружу. Возможно не один раз...
Однако Сущность явно не оценила моих благородных порывов. Набрав полные легкие воздуха, она издала истошный, холодящий кровь вопль.
Но то был вовсе не устрашающий клич, а всего лишь приказ для слуги...
Внимая зову своего господина, монстр из щупалец замер. Казалось, словно жизнь оставила его оболочку и даже прорывающаяся наружу плоть более не заботила монстра. Но то была лишь секундная заминка, подготовка к решительным действиям...
В мгновение из его тела вырвалось бесчисленное скопление крошечных щупалец. Они не пытались порвать сковывающую монстра клетку из плоти, пожрать ее или уничтожить. Единым порывом они обвились вокруг основного тела, сдавливая его словно огромный кулак...
От увиденного я едва сдержался, чтобы не отрастить себе язык и не покрыть Сущность матом.
Одним, сука, рывком, монстр вывернул себя наизнанку. И вся наращенная плоть, что сковывала его движения и разрывала изнутри, оказалась снаружи. От силы порыва, она разлеталась по кратеру непомерно большими ломтями и растекалась по сторонам в реках черной, смердящей миазмами крови, разбавленной редкими, шипящими всполохами алой человеческой крови.
Но даже разорванный на части монстр оставался собой и теперь, когда я утратил контроль над раскиданными кусками мяса, ему ничего не мешало поживиться новой добычей. А заодно нарастить собственной массы. Ибо все содержащие в себе хоть толику духовной силы пойдет монстру впрок и позволит преумножить собственную силу.
И отчего-то я сомневаюсь, что у меня получится повторно порвать ему пасть. После пережитого будь тварь хоть трижды бесчувственным монстром, но сунуть меня в рот не решится. Во всяком случае, хоть малость дееспособные кусочки. Они, может, и сытные, но выходят с таким боем, что недолго и око ужаса порвать от натуги...
Однако монстра из щупалец не пугали такие угрозы. И если господин даст приказ, он вывернется наизнанку хоть сотню, хоть тысячу раз. Все ради исполнения его целей. И сейчас я являюсь первым приоритетом в его нападении.
Первым, но не единственным.
Потому как девушка-берсеркер больше не собиралась довольствоваться малыми подачками. Все кинувшиеся к ее ногам отростки монстра уже были удавлены ненасытными рукавицами.
Рукавицами, полыхающими багровой аурой от переполняющих изнутри ненависти и голода. Ибо пожирая мои останки, проливая мою кровь и разрывая мое тело, монстр-щупальце лишил их законного права на свежее мясо. И тот крошечный аперитив, напавший на девушку из луж черной жижи, лишь раззадорил ее артефакт.
И за каждую недополученную каплю крови, он потребует десять.
Уклоняясь от выпущенной волны черной крови, девушка прильнула к земле и впилась рукавицами в камень. Но только в мрачной пелене появился просвет, как ее руки с треском ломающихся костей и рвущихся мышц запустили тело вперед, в точности на огромное щупальце, что уже стремилось к моему парящему телу.
Но если я безуспешно старался отбиться от нападения, сбрасывая на монстра запасенные валуны, то девушка... удар за ударом ее латные рукавицы впивались в плоть твари, окропляя стальные пластины густой, черной кровью.
Кровью, что вместе с болью несла в себе силу.
Ибо если раньше металл рукавиц выл при каждом контакте с омерзительной жижей, то сейчас он готов был мириться с подобными неудобствами. Сквозь боль он поглощал мерзкую жижу, дабы продолжить сражение. И даже смертельные раны не могли сдержать его жажды битвы...
С высоты мне не сразу удалось заметить, что артефакт начал меняться.
Под влиянием черной крови, стальные пластины латных рукавиц все сильнее смещались со своего изначального положения. Изначально я решил, что причиной этому токсичная кровь, но теперь я уверен — артефакт не страдает...
... он наслаждается новой добычей, наслаждается плодом, что до этого опасался сорвать, наслаждается вне зависимости от последствий и боли.
