Король возглавляет процессию, верховный маг заклинанием разрывает ткань мироздания и создаёт портал, предводитель Дикой Охоты звуком горна ознаменовывает начало гона. Леденящая душу кавалькада рассекает небосвод на крыльях морозного ветра, неся в миры смерть, разруху и пургу, и горе тому, кто встанет на пути у всадников.
* * *
Безвольное тело колыхалось в такт резким толчкам. Девушка походила на тряпичную куклу, половую тряпку, о которую вытирают обувь. Она уже не кричала, у неё не было сил даже стонать. Мольба о помощи и просьбы остановиться уже перестали срываться с её губ. Мужчина яростно вколачивался в неё, по-звериному скалился и не думал останавливаться.
Схватив её за волосы, он развернул девушку лицом к себе.
—Открой рот!
Реакции на его слова не последовало. Мужчина со всего размаху влепил пощёчину, и девушка издала еле слышный стон.
—Живая.
Он двумя руками раскрыл ей рот и вошёл до самого основания. Послышалось кряхтение. Набирая темп, мужчина продолжал яростно разрывать гортань девушки. Поддерживая сумасшедший ритм, он практически не вынимал из неё член.
—Этого мало!
Освободив орган из её рта, мужчина подтянул к себе безвольную куклу и, ухватившись за ногу, поставил на колени. Пальцы стиснули ягодицы девушки и, растянув их, одним точным движением вошёл в анальное отверстие. Девушка завыла и попыталась отползти, но крепкие руки держали как в тисках, а пальцы врезались в плоть. Ускоряясь, он прорывался дальше и глубже. Он никак не мог насытиться, желанная разрядка не приходила, это начало его злить, и он сквозь стиснутые зубы зарычал. Кровь смешивалась со смазкой, но ему было всё равно, он думал лишь о том, как получить удовольствие. Мозг требовал ещё, жёстче и глубже. Насильник потерял счёт времени. Увеличивая амплитуду, наконец он ощутил, как в паху образуется жар, напряжение начинает нарастать в ожидании освобождения. Он запрокинул голову и после пары резких толчков излился.
Отшвырнув девушку, как испорченный товар, он подобрал брюки, не обращая внимания на кровь, оделся, взял со стула рубашку и вышел в темноту коридора.
Через пару минут дверь комнаты открылась вновь. Колдун вошёл, не издавая ни единого звука, и то, что он увидел, повергло его в ужас. Да, когда-то в Аду он пытал для получения информации и убивал на войне, но с тех пор минул миллениум.
«Не трогать женщин и детей»,— негласное правило, первое, о чём сообщил Орион, предлагая стать демоном.
Даже и в мыслях не было.
Но сейчас при виде истерзанного тела Малакая била дрожь. Послышался стон, наполненный неимоверной болью. Колдун подошёл к кровати и, положив руку на лоб несчастной, произнёс пару слов на древнем языке, и девушка потеряла сознание.
На теле не было живого места. Ссадины, синяки, кровоточащие следы от укусов, синеющий отпечаток ладони на лице, вырванный клок волос и бёдра в крови. Зрелище было отвратительным.
Он накрыл девушку одеялом и, подняв над ней руку, зашептал заклинание изменения сознания.
Орион
Я стоял на балконе и всматривался в звёздное небо. Город спал и был надёжно укрыт снежным одеялом. Ин’Ивл-Ллэйн не изменился, такой же, как десять веков назад, а я прежним не был, так говорила моя свита.
Дверь щёлкнула, впуская луч света, и тяжёлые шаги пересекли комнату. Послышался характерный звук откупоривания бутылки. Три стакана коснулись стеклянной поверхности стола.
—Где Малакай?
—Стирает девушке память.
Морозный воздух обжёг легкие.
Приятное чувство.
Я вошёл в комнату, оставляя балконную дверь нараспашку открытой.
Коньячного цвета глаза смотрели на меня, не выражая ничего. Хотя нет, я прочитал в них вселенскую усталость и… грусть?
Взяв со стола один из стаканов с виски, я разместился в глубоком кресле.
Бастиан продолжал буравить меня взглядом.
—Есть, что сказать?
—Ничего нового ты от меня не услышишь, а в повторении я не вижу смысла уже очень долгое время.
Мы сидели молча, пока дверь со щелчком не открылась. Колдун подошёл к столу, схватил наполовину полный стакан и залпом осушил. Протянув Бастиану за добавкой, упал в соседнее кресло, сжимая пальцами переносицу.
—Орион, на этот раз ты перешёл все границы. Это перебор. Апогей! Я не целитель, но уже знаю наизусть все лечащие заклинания миров. Это… Vae*!
*нецензурная лексика, наподобие — бл. дь.
От тебя шарахаются даже самые извращённые суккубы, а уж в жестокости им нет равных.
Комнату разрезал свист. В паре миллиметров от головы Малакая пролетел стакан, разбиваясь о стену за его спиной на десятки осколков.
—Это последнее предупреждение, в следующий раз я скормлю тебя гончим.
В комнате повисла тишина.
Я наблюдал, как колдун сжимает челюсть до хруста зубов, как вздуваются вены на шее.
—Успокойся, Малакай,— протягивая стакан с крепким алкоголем, как всегда спокойным тоном проговорил Бастиан,— это бесполезно!
Я перевёл взгляд на хрустальный кубок, что передал мне предводитель Дикой Охоты. Покачивая бокал, заворожённо смотрел, как переливается в отражении света янтарная жидкость.
Янтарь. У неё были такого же цвета глаза.
Прикрыв глаза и откинув голову на подголовник, попытался вспомнить, что чувствовал к девушке.
Ничего. Пусто. Ни одна струна души не издала мелодии. Души? Это я про тот обрубок, что остался во мне?
—Вы просили об аудиенции, вам есть ещё, что сказать? Если нет — проваливайте!
Колдун и воин переглянулись.
—Кто-то касается завесы острова.
—Судя по всему, этому смельчаку надоела жизнь.
—Я не уверен, что это делают намеренно, но хотел бы проверить. И вот в чем странность — магический след идёт из мира людей, а там, как мне знается, уже много веков нет таких магов, что могли бы разрывать ткань мироздания, да там даже порталы уже никто не создаёт, не по силам.
Я напрягся, по лицу стали танцевать желваки. Этот ничтожный мир вызывал у меня неприязнь.
—Когда жатва в мире людей?— Этот вопрос адресовал Бастиану.
—В праздник зимнего солнцестояния этого года.
—Орион, я хочу посетить мир людей раньше гона. Найти источник колыхания завесы.
—Значит, с завтрашним рассветом направляйся. У вас всё?
Собеседники утвердительно кивнули.
—Оставьте меня!
Мужчины поднялись со своих мест и удалились.
В комнате было холодно, свечи, что стояли по всему периметру спальни, не давали тепла. Камин я не разжигал уже несколько веков. Помещение промёрзло насквозь. Подойдя к тёмному столу из орешника, вытянул выдвижной ящик. Выкинув ненужные свитки на стол, поддел второе дно. Рисунки, что я рисовал в первое столетие, когда отец сослал меня и братьев на границу мироздания, и старая потёртая тетрадка. Присев на стул и сделав пару глотков из бокала, я заученным движением, что повторял каждый день на протяжении десяти веков, перевернул пару страниц и начал читать.
