Несколько гигасекунд? Одна длится тридцать планетарных лет. Многовато времени на житие с незнакомцами.
Кей внимательно наблюдает за мной.
–Это, наверное, была очень точная операция,– медленно отвечаю я.– Потому что я из прошлой жизни почти ничего не помню.
–Ты был человеком,– предполагает она.
–Да.– Определенно, был. Уменя остались обрывки воспоминаний– мечи, чья сталь мерцает в сумерках в узких проулках, вновь охваченные войной зоны; кровь, льющаяся рекой.– Ябыл ученым. Из профессуры.– Скомпонованный ряд охваченных огнем врат, за грозной броней поста таможенного контроля между режимами. Крики, толкотня– мирные жители устремляются к темному проему.– Ябыл историком.– Это хотя бы отчасти правда… было правдой.– Все теперь кажется таким скучным и далеким.– Короткий выброс энергетического оружия, за ним– тишина.– Меня заела рутина, вот и пришлось немножко освежиться.
Аэто уже почти стопроцентная ложь. Яне был добровольцем– кто-то сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться. Яслишком много знал. Либо мог согласиться на вмешательство в память, либо моя следующая смерть стала бы последней. По крайней мере, так значилось в письме на мертвой бумаге– письме к самому себе, ждавшему у кровати, когда я очнулся в реабилитационном центре, сразу после того, как испил вод Леты, доставленных прямо в мозг ботами размером с молекулу– с легкой руки хирургов-храмовников.
Яскалю зубы в улыбке, прикапывая полуправду в откровенной лжи.
–Ивот я прошел серьезную переподготовку и теперь не могу вспомнить, что к чему…
–…чувствуя себя новым человеком,– договорила она за меня с полуулыбкой.
–Ага.– Ясмотрю на вторую пару ее рук. Не могу не подметить, как она сжимает и разжимает пальцы, словно заправская невротичка.– Но я предпочел консервативный дизайн тела.– Да, консервативного во мне– до фига. Ныне я– мужчина среднего роста, темноглазый, с уже проступающей черной щетиной– ничем не улучшенный евразиец докосмической эры, в кожаном килте и конопляных сандалиях в тон.– Уменя осталось очень въедливое представление о себе, и я не собирался его отвергать. Сним слишком многое ассоциируется– так что я бы не смог. Кстати, классные у тебя черепушки.
Кей улыбается:
–Спасибо. Иеще раз спасибо– за то, что не задал стандартные вопросы.
–Это какие же?
–Ну, почему я так выгляжу, например.
Впервые за наш разговор я беру свой напиток и делаю глоток горькой холодной жидкости синего цвета.
–Ты прожила столько же времени, сколько живет человеческая допотопная форма, среди ледяных упырей, и местный сброд куксится из-за того, что у тебя слишком много рук?– Япокачал головой.– Думаю, у тебя есть на то причины. Ивсё.
Она скрещивает обе пары конечностей в защитном жесте.
–Ябы чувствовала себя обманщицей, имея облик…– Она смотрит куда-то поверх меня. Вбаре есть еще парни, несколько смазливо-кавайных девиц и некоторое количество киборгов, но большинство– ортогуманоиды. Кей смотрит на даму с длинными светлыми волосами на одной стороне головы и короткими щетинками– на другой, одетую в воздушную белую драпировку и пояс с мечом. Женщина громко ржет в ответ на слова одного из своих товарищей– это берсерки ждут игроков.– …скажем, как у нее.
–Аты когда-нибудь была ортогуманоидом?
–До сих пор им остаюсь– глубоко внутри.
Насколько я понял, она выходит на публику в ксеногуманоидном обличье, потому что стесняется. Ярассматриваю толчею берсерков и случайно встречаюсь взглядом с той блондинкой. Она смотрит на меня напряженно, затем показушно поворачивается ко мне спиной.
–Этот бар здесь давно?– спрашиваю я, а сам чувствую, как горят уши. Как эта фифа посмела так поступить со мной?
–Около трех мегасекунд.– Кей кивает компашке гуманоидов, вваливающейся в бар.– Лучше не обращай на них особого внимания, это дуэлянты.
–Ясам такой. Дуэли– часть моей терапии.
Кей гримасничает.
–Яв эти грязные игры не играю. Не фанатка боли.
–Ия– не фанат,– медленно замечаю я.– Дело ведь не в этом. Ав том, что амнезия часто ведет к фрустрации и смещенной агрессии, формализованный же и донельзя регламентированный контекст дуэли гарантирует, что она никого не заденет.
–Где ты живешь?– спросила она.
–Все еще в…– Яподмечаю, что она быстро сменила тему.– Все еще в клинике. Понимаешь, все, что у меня было…– Ястушевался.– Мне не очень хочется все это тащить за собой. Яеще не понял, кем хочу быть в новой жизни, поэтому не вижу смысла волочь весь этот багаж.
–Еще по одной?– спрашивает Кей.– Яугощаю.
–Судовольствием.
Когда я спиной чую, как к нашему столу идет та блондинка из компашки берсерков, в голове звенит колокольчик. Яделаю вид, что не замечаю, но чувствую знакомое тепло в животе и напряжение в спине. Древние рефлексы и более чем один современный игровой код берут на себя управление: я незаметно выдвигаю меч из ножен. Думаю, я знаю, чего хочет блондинка, и буду счастлив ее порадовать. Она– не единственная, кто здесь склонен к частым вспышкам убийственной ярости, которая не быстро утихнет. Терапевт посоветовал принять это и излить– контора одобряет. Со временем ярость уляжется.
Но меня раздражают не только эффекты резекции памяти. Помимо прочего, я решил сбросить свой возраст. Однако, когда вам исполняется двадцать, разворачивается совершенно новый фронт гормонального шторма– что заставляет меня бесконечно ходить по комнате, стоять в белом санитарном боксе и кромсать предплечья лезвиями– просто чтобы с интересом наблюдать, как льется ярко-красная кровь. Да и секс приобретает навязчивую важность, о которой я почти забыл. Особенно трудно бороться с влечениями к сексу и насилию, когда просыпаешься истощенным, опустошенным, непомнящим, кем ты был раньше? Но во втором-третьем цикле омоложения все гораздо проще.
–Знаешь, не оборачивайся, но знай, что кто-то вот-вот…
Прежде чем я успеваю закончить фразу, блондинка склоняется над плечом Кей и плюет мне в лицо.
–Требую сатисфакции.– Ее голос похож на алмазное сверло.
–Почему?– бесстрастно спрашиваю я, хотя у меня уже колотится сердце. Япотираю щеку, чувствую нарастающий гнев, но сдерживаю его силой воли.
–Просто по факту твоего существования.
Умногих психов в фазе диссоциации, не прошедших курс реабилитации до конца, у которых разорванные пряди старой личности никак не заплетутся в новую,– такое вот выражение лица: бессмысленная злоба на все вокруг, экзистенциальная ненависть– часто направленная на хоть как-то сформированную самость, первой попавшуюся под руку в чуждом беспамятном мире. Гнев, расширяющий зрачки, вкупе с избыточной маскулинностью делают блондинку зрелищем устрашающим, первобытно-диким. Тем не менее ей хватает самоконтроля сперва пригласить на дуэль, а уже потом напасть.
