Яподношу указательный палец к губам и жду, пока Сэм кивнет, показывая, что понял. Мгновение спустя направляюсь к двери на лестничную клетку, ведущую вниз, к центру управления с воротами ближнего действия. Яне хочу, чтобы Сэм видел, насколько я несчастна.
–Ни хрена ты не знаешь, Фиоре,– небрежно отвечаю я.
«Неправда,– самодовольно отвечает он.– Смерть Грега делает дальнейшую игру в прятки ненужной. „Облажалась“– это я еще мягко сказал. Ты не сможешь…»
Явыдергиваю гарнитуру из уха и выбрасываю ее, хмурясь и требуя от Сэма сделать то же самое. Он подчиняется и смотрит на девайс. Собирается выбросить его, когда раздается двойной хлопок– Сэм сгибается пополам от боли и кашляет, тонкая струйка крови хлещет из остатков указательного и большого пальца его левой руки.
–Сэм!– кричу я ему. Он сжимает поврежденную руку, задыхаясь.– Сэм! Унас всего несколько секунд! Фиоре не может нас остановить, иначе он уже был бы здесь! Санни прижала его к ногтю! Нужно взорвать капсулу, пока он не удрал! Дай мне свою куртку!
–Нет выбора…– Он делает дрожащий вдох и качает головой.– Ох, Рив.
Якладу пистолет у ног и обнимаю его за плечи.
–Что такое, сладенький?
Этот момент несвоевременной нежности ужасен, потому что я вижу сильнейшую боль в его глазах.
–Мне жаль,– говорит он сокрушенно,– но я не могу быть тем, кого ты хочешь.
–Что…
Его внушительный кулак, все еще обхватывающий приклад ружья, бьет меня по затылку, отправляя прямиком в царство тьмы, из которого я выбираюсь, когда становится слишком поздно.
Эпилог
Короче говоря, мы победили.
Совсем по-другому чувствуешь себя, когда смотришь повтор видео, на котором тело несется со скалы в свободном падении на суровую землю далеко внизу, и это– не твое тело, а второго шанса нет.
За годы, прошедшие с тех пор, как мы с Санни и остальная часть нашей партизанской разношерстной группы свергли самоуправца Юрдона, я много раз просматривала запись смерти Сэма. Как он вырубил меня, затем осторожно уложил на пол, подоткнув мне под голову свой пиджак. Как потом он с трудом выпрямился и опустил пистолет. Как он прошел вдоль ряда дверей, ища ту, что открывалась в короткий металлический коридор с перилами и кольцом опорных узлов. Как сделал паузу и вернулся переместить меня подальше от эпицентра готовящегося разрушения. Как потом с разбегу нырнул в этот самый проклятый коридор.
Кем нужно быть, чтобы войти туда, зная, что враг упомянул о стоящем там лазерном заборе? Еще и (будто первого условия недостаточно) сделать это с десятью килограммами взрывчатки, распиханной по карманам?
Сэм миновал только половину коридора. Потом мгновенная вспышка высадила дверь– и пала тьма, когда Т-ворота сработали в аварийном режиме и выбросили конец своей червоточины через стенку капсулы. На самом деле ничего особо зрелищного.
Такой для Сэма был уготован конец утеса.
Пока я была без сознания, Яна и ее команда делали то, что от них требовалось. Ядумаю, она все это время ждала предательства, раз приготовила столько сюрпризов. Юрдон, стоявший в передней части зала, разрубил ее пополам ворпальным мечом. Могу лишь представить его шок, когда еще одна Яна вышла из-за пожарной лестницы и в упор расстреляла его крупнокалиберными пулями. Мне стоило заранее понять, что она затеяла хитрую игру– ее оправдание насчет того, что целая ночь уйдет на ассемблирование десяти килограммов взрывчатки, прозвучало не слишком убедительно. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что к тому времени она уже никому не доверяла. Втом числе мне.
Пока я была в отключке, Фиоре– отчаявшийся, забаррикадировавшийся в участке полиции чуть дальше по дороге от целого отряда жаждущих крови копий Санни,– через свой модем вышел на нашу оперативную частоту (которая, как и ожидалось, была слита). Но Санни и здесь опередила его. Грег рассказал ему, что произошло утром, и Фиоре решил, что лазерного забора и дополнительной охраны будет достаточно. Но подобные ему типы, бывшие эсбэшники, как оказалось, не способны мыслить как танк или бойцовая кошка. Две мои копии– очень злые на Санни за то, что она заставила их ютиться на чердаке в библиотеке и держаться подальше от Сэма,– уложили Фиоре из гранатомета, в то время как три других подразделения рассредоточились и прочесали приходские церкви в поисках укрывшихся доппельгангеров. Как позже объяснила Яна: «Когда единственный солдат, на которого ты можешь положиться,– Рив, используешь ее по максимуму». Яне стала держать на нее зла– даже несмотря на то, что две мои версии умерли.
Потому что, когда пыль перестала сыпаться на съежившиеся когорты в аудитории, в то время как другие наши экземпляры носились по административному блоку и больнице, проверяя ассемблеры и удаляя из них шаблоны, из которых могли вылупиться добавочные Юрдоны и Фиоре, именно Яна подошла к кафедре, выстрелила из пистолета в потолок и призвала всех к тишине.
–Друзья,– сказала она с легкой дрожью в голосе.– Эксперимент окончен. Тюрьма закрыта. Добро пожаловать назад в реальный мир.
* * *
Все это произошло много лет назад. Река истории никого не ждет. Мы проживаем свою жизнь на волнах грандиозных событий, приспосабливаясь к их формам. Даже те из нас, кто внес большую лепту в события, о которых идет речь.
Может, самое странное– то, как мало изменился наш мир с тех пор, как мы отменили систему социальных рейтингов. Унас по-прежнему регулярно проходят собрания. Мы все еще живем небольшими семейными группами, как древние люди. Многие из нас даже остались в супружеских союзах, навязанных экспериментаторами. Мы одеваемся так, словно на дворе– настоящие темные века, занимаем старые рабочие места и рожаем детей примитивным способом. Иногда.
Но…
Мы голосуем на городских собраниях. Нет никаких рейтинговых шкал, которые какой-нибудь самодовольный исследователь мог бы подправить, чтобы заставить прихожан подпрыгнуть. Мы не танцуем как марионетки ни перед кем, даже перед нашим избранным мэром. Мы можем жить в семьях, как и полагается людям, но ассемблеры теперь стоят в каждом доме. Восновном мы не хотим быть неоморфами. Многие из нас провели слишком много времени в качестве живых орудий во время войны. Унас есть– и мы с энтузиазмом используем их– современные медицинские технологии и А-ворота. Костюмы и ретростиль жизни, выбранные нами, сложно объяснить, но я списываю это на социальную инертность. Впрочем, на днях в торговом центре промелькнул один синий кентавр-гермафродит, в кольчужной броне и без штанов, но никто и бровью не повел. Иначе никак– покуда «Жнец Науки» не прибудет в гавань, с него не сбежать. Нам приходится уживаться– всем таким разношерстным и разноцветным.
Что касается меня, мне больше не нужно драться. Ясмог исполнить позитивные пожелания капитулировавшего в то время эго без необходимости мириться с какими-либо недостатками. Имне так повезло, что я могу заплакать, просто думая об этом.
Теперь у меня есть дочь по имени Энди– это сокращение от Андромеда. Энди клянется, что хочет стать мальчиком, когда вырастет. Тем не менее она достигнет половой зрелости не ранее чем через шесть лет и может передумать, как только ее тело начнет меняться. Важно то, что мы живем в обществе, где она может быть всем, чем захочет. Энди кажется случайным продуктом фенотипов Сэма и Рив. Иногда, при правильном освещении и просто при виде ее профиля, у меня перехватывает дыхание, потому что она напоминает мне о том времени, когда Сэм совершил свой прыжок веры. Знал ли он, что я была беременна к тому моменту, и не потому ли тщательно уберег меня от взрыва?
