— Возможно. Извини, но нас ждут.
— Надеюсь, я встречу тебя в Лондоне, прежде чем вернусь в Париж?
Нет, если он сумеет избежать этого. Софи слишком много знала о его темных делах в Европе, но недостаточно об их мотивах. Было кое-что, касающееся его самого, и маркиз не хотел, чтобы это стало известно Виктории.
— Вероятно, увидимся. — Не выказывая никакого энтузиазма, он дернул вожжи и пустил лошадей рысью.
Как только они немного отъехали, Виктория обернулась к нему.
— Скажи, Синклер, ты…
— Прости, — перебил он. — Я надеюсь, тебя это не очень смутило?
— Нет. Просто я хочу узнать, намеренно ли ты разбил и ее сердце?
— Я этого вообще не делал, — возразил он. — Из-за жажды славы, известности и погони за молодыми богатыми мужчинами сердце Софи так глубоко спрятано, что вряд ли кто-то может услышать, как оно бьется.
— Но ты… был с ней близок, не так ли?
Син нахмурился:
— Она доверяла мне, и ничего кроме.
— Тогда мне жаль.
— Чего именно?
— Тебе пришлось столько пережить. Вернуться в Англию было бы нелегко даже при нормальных условиях, но если добавить к этому убийство и унаследование титула маркиза…
— Я не одна из твоих заблудших овечек, Лисичка, и сам выбираю, что мне делать. Поверь, Томас готов был купить для меня патент капитана в армии, если бы я только намекнул. Но я не захотел.
Виктория внимательно посмотрела ему в глаза, но если она искала щель в его броне, то он мог только пожелать ей удачи.
— Не ты убил его, — спокойно произнесла она.
Очевидно, по крайней мере одна щель осталась. И конечно, она направила шпагу именно в эту щель — в его сердце.
— Нет, этого я не знаю, — возразил он. — Если убийство как-то связано с законопроектом, который ты нашла, я, бесспорно, мог иметь к нему отношение. Томас хотел предотвратить войну, а я был как раз в центре ее.
Виктория совсем не чувствовала себя смущенной, вместо этого она приняла задумчивый, серьезный вид, который одновременно раздражал и забавлял его.
— Продолжай, — приказал он ей. Если у нее еще оставались крупицы мудрости, чтобы поделиться с ним, он мог, черт побери, воспользоваться сейчас одной-двумя.
— Дело в том, что я не очень хорошо знала твоего брата, но он казался умным человеком. Могло ли на него повлиять то обстоятельство, что ты работал на военное министерство?
Довольно долго Синклер смотрел на нее. В его голове бродило много противоречивых мыслей, из которых следовало отобрать несколько и сообщить ей.
Наконец он медленно вздохнул.
— Позволь мне кое-что уточнить. Я представил тебя одной из моих прежних любовниц, а ты больше беспокоишься по поводу того, чувствую ли я себя виноватым в смерти брата.
Она откашлялась.
— Что же, честно говоря, я подозревала, что ты неплохо знаешь Софи Анжу, так что это меня не слишком удивило.
Маркиз поднял бровь.
— Не удивило?
— Нет. Вечером, когда мы были в опере, ты постоянно краснел.
— Никогда не краснею.
С насмешливой улыбкой она взяла у него из рук вожжи и подхлестнула лошадей.
— Еще там я поняла: что-то происходит.
О Боже! Он и не представлял, насколько она была наблюдательна. Ему вообще было очень мало известно об этой женщине. Потребуется целая жизнь, чтобы постичь ее, и маркиз надеялся, что она даст ему такую возможность.
— Что тебе больше всего нравится делать? — спросил он. Виктория замерла.
— Что?
— Ну, чем ты любишь заниматься?
— Странный вопрос.
Синклер не мог обвинить ее в том, что она относилась к нему с подозрением; он, похоже, никогда ни о чем и не спрашивал ее без скрытого повода.
— Видишь ли, мне это любопытно. Я пытаюсь вести себя, как подобает мужу, и стараюсь познать свою жену.
Выражение ее лица стало задумчивым.
— Не уверена, что именно так делают настоящие мужья.
Наконец-то он удивил ее.
— Мы оба знаем, насколько я лишен черт, которые должны быть присущи мужу.
Виктория подавила смешок.
— Вообще-то не так уж и лишен.
— Благодарю. А теперь скажи, что ты любишь делать?
— О Боже! — прошептала Виктория — в этот момент жипаж накренился в сторону кустарника.
Син выхватил у нес из рук вожжи, и они вернулись на дорогу.
— Езда не относится к твоим любимым занятиям?
Она показала ему язык.
— Я люблю ездить верхом, когда бываю за городом. Мама считала меня сорванцом, потому что я ненавидела старую, заезженную кобылу, которую родители предоставили мне, и я всегда отдавала ее кучеру, а сама ездила на его лошади.
Синклер мысленно отметил, что надо будет предоставить ей резвую, но с хорошим нравом лошадку в Олторпе. Если его Лисичка хочет ездить верхом, то пусть ездит на здоровье.
— Что еще?
— Моя благотворительность, — продолжила она, не отрывая от него глаз.
Судя по выражению ее лица, Виктория ожидала, что он высмеет ее, как во время первого благотворительного завтрака, который они посетили вместе.
— Я признался тебе, что время от времени схожу с ума от страсти и говорю разные глупости?
— Ты не сходишь с ума от страсти. — Она сложила руки на коленях.
— Что ж, я заслужил твое недоверие.
Она хихикнула.
— Все хорошо. Мое любимое занятие — болтать с друзьями… — Виктория закусила нижнюю губу, и ее лицо омрачилось.
— Тогда я должен извиниться перед тобой. Я превратил всех твоих друзей в подозреваемых, не так ли?
— Это не твоя вина. Некоторых из них я должна была видеть в другом свете. Они не настоящие друзья. Что ж, главное — вовремя спохватиться.
Она опять поступила великодушно и заставила его почувствовать себя последним негодяем.
— Я могу устроить обед, на который ты пригласишь кого пожелаешь из своих друзей. Подозреваемые — не допускаются.
Виктория повернулась и поцеловала его в щеку. Не собираясь быть обманутым, маркиз наклонился к ее лицу и впился губами в ее губы. После секундного удивления она вернула ему поцелуй. До него глухо доносились насмешливые комментарии пешеходов и верховых вокруг, но он не обращал на них внимания. Виктория принадлежала ему, и он хотел, чтобы все знали об этом.
