–Ты потерял их?
И вся жизнь его вдруг показалась непосильным бременем, словно наковальня, которую он носил в руках. Ему захотелось бросить наковальню. Теперь за эту работу мог бы взяться кто-то другой – после всего, что сделал он, этому кому-то другому было бы несложно ее завершить. А он мог бы бросить все. Он мог бы, например, явиться с повинной, а мог бы и сбежать.
Коко твердо знал одно: он волен прямо сейчас сесть в самолет и улететь куда угодно. В Гондурас летают самолеты из Нового Орлеана. Он узнавал. Едешь в Новый Орлеан, и там ждет тебя твой самолет. Птица – знак равенства – Свобода.
Образ из книги, когда-то так поразивший его, всплыл в памяти, и он увидел себя потерянным ребенком, вымазанным замерзшей грязью, блуждающим у берега холодной грязной реки посреди города. Собаки и волки скалили на него острые клыки, скрипнула и распахнулась дверь, сквозь слой замерзшей грязи проклюнулись кончики пальцев, уже зеленеющие от начавшегося разложения. Ужас и боль потери охватили Коко, и он, шагая нетвердо, направился к спасительному порогу.
Мертвые дети закрывали лица длинными хилыми ручками.
Идти ему некуда, у него нет дома, и он мог бы бросить все.
Силясь не разрыдаться или по крайней мере не показать, что рыдает, он уселся на пороге. По другую сторону огромной стеклянной двери пустой мраморный коридор вел к секции лифтов. Он увидел мультяшных полицейских, расхаживающих по его комнате. Он увидел пиджаки на плечиках, вешалках-плечиках, рубашки в ящиках. (Карты на комоде.) Слезы полились по его щекам. Его бритва, его зубная щетка. Вещи отняты, вещи потеряны, вещи изнасилованы и оставлены ошеломленными, умирающими, мертвыми…
В глубине пещеры в кромешной тьме Коко увидел Гарри Биверса. Его отец прошептал свой вопрос. Гарри Биверс наклонился к нему, сверкая глазами, блестя зубами,– все лицо его сияло, потело и сверкало. «Убирайся на хрен отсюда, солдат,– сказал он, и изо рта его выметнулась летучая мышь.– Или раздели со мной славу». В грязи на земле за спиной лейтенанта в свете узкого луча света он разглядел маленькую вытянутую руку с пальцами, загнутыми к ладони. Тело Коко вышло из самого себя. Прямо под смрадом вечности витали запахи пороха, мочи, кала. Биверс повернулся. И Коко увидел его длинный эрегированный член, выпирающий под брюками. Его история слилась воедино – он встретил самого себя, он путешествовал от конца к началу.
Сидя на пороге, он поднял глаза и увидел, как мимо проехала сине-белая полицейская машина, за ней – другая. Из моей комнаты наконец ушли. Быть может, кто-то один останется. Быть может, он мог бы пойти туда и поговорить о лейтенанте.
Коко встал и крепко обхватил себя руками. В его комнате будет один человек, с которым он может поговорить, и эта мысль воспринималась, как присутствие непривычного вещества в его крови. И как только он заговорит, все изменится и он станет свободным, потому что после того, как он заговорит, человек поймет, что означает от конца к началу.
В течение нескольких секунд Коко смотрел на себя как бы с большого расстояния и видел вдалеке человека – себя самого, стоящего в дверном проеме, охватившего себя руками оттого, что его гнетет большое горе. Унылый и беспристрастный дневной свет обыденной реальности лежал на всем, что встречало взгляд Коко. И в эти краткие мгновения Коко увидел свой собственный страх, и то, что он увидел, одновременно ошеломило и ужаснуло его до глубины души. Он еще мог вернуться и сказать: «Я совершил ошибку». Не было вокруг него ни демонов, ни ангелов: драма сверхъестественного искупления, в которую он так долго был вовлечен, исчезла, унеслась прочь по длинной улице, забитой такси, а он стал обычным человеком – одиноким и замерзающим на холодном ветру.
Его била дрожь, но он больше не плакал, не плакал. Затем он вспомнил лицо девушки в гостиной Тины Пумо, и это лицо подсказало ему единственный район во всем городе, где он мог бы чувствовать себя как дома.
Он протащит свою наковальню немного дальше – посмотрим, что произойдет.
А когда он вышел из метро на Кэнал-стрит, каждая клеточка его тела шептала ему, что выбор он сделал верный. Метро завезло его куда-то далеко за пределы Америки. Он вновь очутился в азиатском мире. Даже запахи здесь витали одновременно едва уловимые и густые.
Коко заставил себя сбавить шаг и стараться дышать ровно. С колотящимся сердцем он прошел под вывеской с китайскими иероглифами и повернул на юг, на Малберри-стрит. Он почувствовал, что голоден так, как не бывало с ним всю неделю. Насколько он помнил, последний раз его кормили в самолете.
Внезапно голод так жестоко атаковал Коко, что ему начало казаться, будто стоит распахнуть рот, и он проглотит каждую продуктовую лавку, каждый кирпич, каждую кричащую желтую вывеску, каждый чайник и палочку для еды, каждую утку и угря, каждого мужчину и каждую женщину на улице вместе со знаками «Стоп» исветофорами, почтовыми ящиками и телефонными будками.
Он остановился лишь для того, чтобы купить в газетном киоске «Таймс», «Пост» и «Вилледж войс», прежде чем завернуть в ближайший ресторан, где над кастрюлями с коричневым супом и белой вязкой кашей висел рядок уток цвета гречишного меда.
Принесли еду, мир растаял, расплавилось время, и, пока насыщался, Коко перетек в те времена, когда он жил внутри слона и каждый раз, когда он делал вдох, он вдыхал вместе со слоном.
В сегодняшних газетах сообщалось, что водитель автобуса выиграл почти два миллиона долларов с помощью какого-то «Лотто». В городском районе Инвуд сбросили с крыши десятилетнего мальчика по имени Элтон Сидарквист. В Бронксе в результате пожара сгорел дотла целый квартал. В Анголе человек по имени Жонас Савимби
[115] позировал с уродливым шведским пулеметом и обещал сражаться до скончания веков. В Никарагуа в крошечной деревне были убиты и обезглавлены священник и две монахини. Поистине, от конца к началу. В Гондурасе правительство США заявило права на двести акров земли под учебный полигон: прежде земля принадлежала им, а теперь стала нашей. Мы, по обыкновению, дали искренние обещания и заверения в том, что в один прекрасный день она вновь будет принадлежать им, не забыв при этом широко раскрыть рот,– и двести акров исчезли в наших глотках. Коко будто наяву ощутил запах смазки на оружии; услышал скрип армейских башмаков, шлепки ладоней по прикладам винтовок.
Боги земли повернулись к нему с немым вопросом на лицах.
Но страницы справочника по недвижимости, с помощью которого он надеялся снять достойную недорогую комнату, показались зашифрованными так, что он почти ничего не смог разобрать, и не содержали никакой информации по аренде в Чайна-тауне. Единственным жильем, которое предлагали здесь, значилась квартира с двумя спальнями в Конфуций-Плазе, но по такой высокой цене, что он поначалу решил, что это опечатка.
