Полицейский участок Майкл рисовал себе по впечатлениям от кинофильмов и удивился, приближаясь к зданию с плоским современным фасадом: участок лейтенанта Мерфи больше походил на начальную школу. Лишь стальные буквы на бледной стене и полицейские машины перед ним указывали на принадлежность здания.
Интерьер участка стал для Майкла еще одним сюрпризом. Вместо высокой конторки и лысого ветерана с хмурым взглядом за ней Пул увидел сначала американский флаг рядом со стеклянным шкафчиком для наград, а затем уже – молодого человека в форме, который подался к нему с другой стороны открытого окна в стене.
–Лейтенант Мерфи вызвал меня к одиннадцати на опознание,– сообщил Майкл.
Молодой человек исчез из окна, раздался зуммер. Пул открыл дверь рядом с окном, и молодой человек поднял глаза от планшета.
–Все остальные на втором этаже, я позову кого-нибудь, вас проводят,– сказал он.
Позади него офицеры в штатском посмотрели на Пула, затем отвели взгляды. Создавалось впечатление деловой обстановки, оживленных разговоров, мужской компании. Все это напомнило Пулу комнату отдыха врачей в больнице Святого Барта.
Другой полицейский в форме, еще моложе первого, провел Пула по коридору, стены которого занимали доски объявлений. Этот полицейский дышал ртом. У него было ленивое выражение мясистого, неумного лица и толстая шея. Он старательно избегал встречаться с Майклом взглядом. Вскоре он остановился у двери с пометкой «Б».
Пул открыл дверь и был встречен восклицанием Биверса:
–Привет, дружище!
Гарри стоял, прислонившись к стене и скрестив на груди руки, и разговаривал с миниатюрной круглолицей китаянкой. Пул поприветствовал Биверса и поздоровался с Мэгги, с которой прежде виделся два-три раза в «Сайгоне». От девушки будто веял легкий ветерок иронии, как бы отделявший ее от Гарри Биверса. Она пожала протянутую Майклом руку неожиданно уверенно и сильно, и лицо ее с ямочками на щеках изобразило слабую кривоватую улыбку. Мэгги была необычайно красива, однако Майкл почувствовал, как впечатление от ума девушки на мгновение затмило ее привлекательную внешность.
–Очень мило с вашей стороны проделать такой путь из округа Вестчестер,– проговорила она ровным голосом без акцента, который по точности произношения согласных звучал почти как из уст англичанки.
–Да уж, пришлось ему, бедному, тащиться в этот грязный город, чтобы присоединиться к нам, плебеям,– съязвил Биверс.
Пул поблагодарил Мэгги, пропустив слова Биверса мимо ушей, и сел за стол для совещаний рядом с Конором.
–Привет,– поздоровался Конор.
Сходство с начальной школой никуда не ушло. Помещение под литерой «Б» на двери походило на классную комнату без учительского стола. На другом ее конце, прямо напротив Майкла и Конора, стояла длинная зеленая доска. Биверс продолжал что-то говорить о правах на экранизацию.
–Майки, ты в порядке?– спросил Конор.– Ты какой-то потухший…
Пул вспомнил томик «Грозового перевала» на пассажирском сиденье своей машины.
Биверс сердито глянул на них.
–Дружище, полезно иногда включать мозги, которые подарил тебе Господь Бог,– сказал он Конору.– Еще бы ему не быть потухшим: оставить премилый городок, где воздух чист и даже нет тротуаров и всюду живые изгороди, ради того, чтобы несколько часов тащиться сюда по вонючему хайвею. Конор, там, откуда приехал Майкл, вместо голубей у них куропатки и фазаны. Эрдельтерьеры и олени заместо крыс. На его месте ты бы не выглядел «потухшим»? Отнесись к человеку с пониманием.
–Але, я вообще-то из Южного Норуолка,– парировал Конор.– У нас там тоже нет голубей. Чайки есть.
–Летающие крысы,– фыркнул Биверс.
–Гарри, уймись,– попросил Майкл.
–Мы все еще можем «отойти без потерь»,– сказал Биверс.– Просто не надо болтать лишнего.
–Так а что стряслось-то?– спросил шепотом Конор у Майкла.
–Пациент утром умер.
–Ребенок?
–Девочка,– кивнул Майкл и почувствовал, что ему необходимо произнести вслух ее имя:– Ее звали Стейси Тэлбот.
То, что он облек свою потерю в эти конкретные два слова, оказало на него неожиданное и почти физическое воздействие. Горе его не утихло, но сделалось как бы более конкретным: смерть Стейси обрела физическую форму в виде свинцового гробика, спрятанного глубоко в его груди. Он, Майкл Пул, оставался цел и невредим вокруг этой плотной свинцовой капсулы, погребенной внутри него. До него вдруг дошло, что Конор оказался первым человеком, которому он рассказал о смерти Стейси.
Последний раз, когда Майкл видел девочку, у нее был сильный жар, она выглядела измученной. Свет больно резал Стейси глаза; от ее обычной отваги почти не осталось следа. Но она как будто заинтересовалась парочкой историй, которые поведал ей Майкл, взяла его за руку и сказала, что ей нравится начало «Джейн Эйр», особенно первое предложение.
Пул открыл книгу, чтобы прочитать первое предложение: «В этот день нечего было и думать о прогулке».
Стейси улыбалась ему.
В это утро одна из медсестер попыталась остановить Пула, когда он проходил мимо сестринского поста, но он едва заметил ее. Фраза Сэма Штейна, брошенная ему в коридоре первого этажа, звучала у него в голове. Штейн, не так давно избежавший ответственности за хирургическую ошибку, с присущим ему сочетанием малодушия и превосходства, которое Майкл находил гадким, посетовал по поводу того, что его, Пула, медицинская группа не добилась большего прогресса с «мальчиками Майкла»– коллегами-врачами его собственной групповой практики. Штейн, по-видимому, полагал, что Майклу известна подоплека этой шпильки, однако Майкл мог лишь строить догадки, о чем речь. «Мальчики» самого Штейна строили новый медицинский центр в Вестерхольме, стремясь сделать его самым значимым в округе. Для этого им требовалась хорошая педиатрическая практика. Майкл же стал камнем преткновения на пути к эффективному объединению их практик, и в своей брюзгливой, высокомерной манере Штейн просил Майкла избавить его от хлопот и потенциального ущерба, связанных с тем, что ему, Штейну, приходится плестись в хвосте за педиатрической группой ниже уровнем. Принципиально новое медицинское учреждение, которое задумал построить Штейн, привлекло бы около половины новых жителей Вестерхольма, причем ежегодно порядка четверти домов в Вестерхольме меняли врачей. Партнеры Майкла обсуждали все вопросы со Штейном, пока Майкл летал с друзьями на Восток.
Майкл пронесся мимо жестикулирующей медсестры – в эти мгновения в голове у него начала созревать блестящая идея – и открыл дверь палаты Стейси.
Широким шагом он вошел в помещение, где на койке лежал мужчина средних лет: седые усы и двойной подбородок, игла капельницы в руке и раскрытый «Уолл-стрит джорнал» на груди. Мужчина не проснулся, заморгав, как актер в комедии, и продолжал тихо спать, но в себе самом Майкл почувствовал внезапную перемену – словно павшую вдруг жаркую духоту, предвестницу торнадо. Он выскочил в коридор и проверил номер палаты. Ошибки нет: это палата Стейси. Майкл снова нырнул в палату и внимательно взглянул на одурманенного препаратами магната. На этот раз он даже узнал его – строительного подрядчика по имени Польманн, чьи дети-подростки ходили в школу Джуди, а его кирпичный а-ля шато особняк с красно-черепичной крышей и гаражом на пять машин располагался в полутора милях от дома Пулов. Майкл, пятясь, вышел из палаты Польманна.
