Пул бросился к телефону и набрал номер справочной Нью-Йорка. Как назло, зарегистрированного на ее имя номера не нашлось. Придется идти трудным путем – искать номер телефона стюардессы через авиакомпанию, в которой она работала. Он запросил список, и линия, щелкнув, умолкла. Ну вот, успел подумать он, никакого тебе списка, но почти сразу же в трубке прозвучал голос, сообщивший: «Номер, который вы запрашивали, есть», и продиктовал ему семь цифр, после чего повторил их.
Лелея надежду, что заполучил телефон той самой Лизы Майо, Пул набрал номер. Хотя вполне может оказаться, что девушка сейчас на высоте тридцати тысяч футов, возвращается в Сан-Франциско.
Четыре гудка, пять – и тут трубку сняли за секунду до того, как Пул собрался дать отбой.
–Слушаю?– ответил молодой женский голос.
–Меня зовут Майкл Пул. Я разыскиваю Лизу Майо, подругу Марни.
–Марни Ричардсон! Где вы с ней познакомились?
–На борту самолета из Бангкока.
–Ну, Марни совсем безбашенная! Я завязала с очень многими вещами, когда переехала в Сан-Франциско. Конечно, очень мило, что вы позвонили, но…
–Извините, пожалуйста,– перебил ее Пул.– Боюсь, вы меня неправильно поняли. Я звоню по поводу человека, убитого в аэропорту Кеннеди примерно три недели назад, и мисс Ричардсон сказала, что вы его знали.
–То есть вас интересует мистер Ирвин?
–Отчасти,– ответил Пул.– Вы ведь видели его в самолете совсем незадолго до убийства?
–Ясное дело. Мало того, видела его, наверное, десяток раз в год. Он летал в Сан-Франциско и обратно почти так же часто, как и я,– девушка помедлила.– Знаете, я пришла в ужас, когда прочитала о том, что с ним произошло, но не сказала бы, что мне прямо так уж жаль его, потому что человеком он был так себе. Ой, не следовало мне так говорить. Мистер Ирвин не пользовался популярностью ни у одного экипажа, только и всего, он был весьма привередливым пассажиром. Но с какой целью вы интересуетесь? Вы знали мистера Ирвина?
–Интересует меня в первую очередь человек, который сидел рядом с мистером Ирвином на рейсе в Нью-Йорк. Было бы замечательно, если бы вы вспомнили что-нибудь о нем.
–Ах, этот. Надо же, так загадочно… Однако уже слишком поздно, а мне завтра рано вставать. Вы полицейский?
Скрытый смысл оброненного «Ах, этот» вызвал мурашки на руках Пула.
–Нет, я врач,– ответил он,– но имею некоторое отношение к полицейскому расследованию убийства мистера Ирвина.
–«Некоторое отношение»?
–Простите, что выразился недостаточно конкретно.
–Что ж, если вы думаете, что сидевший рядом с мистером Ирвином парень имеет какое-то отношение к убийству, то вы не там ищете.
–Отчего же?
–Да оттого, что он не мог иметь к этому никакого отношения. Ну вот не мог, и все. Я по долгу службы вижу столько людей, а парень этот был таким славным, застенчивым… Помню, мне стало жаль его, ему ведь пришлось сидеть рядом с таким Скотом – так мы все называли мистера Ирвина. Кстати, он как будто очаровал Скота – разговорил мистера Ирвина и даже убедил сделать ставку или заключить пари, что-то в этом роде.
–Вы не помните его имени?
–Имя было какое-то испанское – Гомес, что ли? Кортес?
«Вот оно!»– подумал Майкл и судорожно вздохнул.
–Что?
–Может, Ортис? Роберто Ортис?
Она рассмеялась:
–Как вы узнали? Все верно, он еще сказал, что его зовут Бобби. И знаете, Бобби ему очень подходило, он был такой… ну прямо Бобби!
–Не вспомните ли вы о нем что-либо конкретное? Может, он сказал что-то необычное или рассказывал о чем-то?
–Вот странно. Когда я пытаюсь вспомнить его, единственное, что всплывает в памяти,– расплывчатое пятно с улыбкой посередине. Помню, он понравился всем нашим ребятам из экипажа. Что же касается того, что он говорил… Погодите-ка…
–Да?
–Припоминаю кое-что чудное с ним. Он вроде как пел. Ну, то есть не пел, а напевал, и не песню, ну, знаете, со словами и все такое,– нет, он мурлыкал себе под нос что-то странное.
–На что это было похоже?
–Я же говорю, странное. Какая-то бессмыслица, а может, просто на иностранном языке. Но язык какой-то… не настоящий. Звучало примерно так: «Помпо-по, помпо-по, поло, поло, помпо-по», что-то вроде того.
Мурашки вернулись на руки Пула, он проговорил:
–Хорошо. Спасибо вам.
–Это вы хотели услышать?
–«Помпо-по, помпо-по… А может, «рип-э-рип-э-рип-э-ло»?
–Очень похоже,– согласилась девушка.
Часть седьмая. Мясорубка
32.Первая ночь в «Пфорцхаймере»
1
–Не знаю, существует ли какое-нибудь определение для подобных испытаний,– сказал Андерхилл.
Он сидел у окна, Пул у прохода, а Мэгги – между ними. Их самолет рассекал воздушное пространство где-то над Пенсильванией, Огайо или Мичиганом.
–Их можно назвать пиковыми переживаниями, но этот термин чересчур широк. Не будет ошибкой назвать экстазом, судя по твоему описанию. Можно даже назвать аспектом Эмерсона
[126]. Знакомы с его эссе «Природа»? В нем он описывает состояние, когда человек воспринимает себя прозрачным глазным яблоком: «Я ничто; явижу все; потоки вселенского бытия циркулируют во мне».
–Звучит как еще один способ встретиться лицом к лицу со слоном,– заметила Мэгги своим отчетливым, совсем не сентиментальным голосом. И Пул, и Андерхилл рассмеялись.– Не уверена, что следовало придавать этому так много значения. Когда вы увидели своего сына, вы, по идее, должны были ожидать, что за этим последует подобное… переживание.
–Сына-то я как раз и не видел,– начал Пул, но слова возражения неожиданно растаяли у него в горле. Он не был уверен, что собирается рассказать Андерхиллу и Мэгги о «боге», и эта неуверенность не оставила его даже тогда, когда он описывал увиденное, но короткая фраза Мэгги зазвенела, пронзив его.
–Нет, вы его видели,– сказала она.– Вы видели его таким, каким он мог бы быть, став мужчиной. Вы видели именно Робби,– она вопросительно взглянула на него.– И именно поэтому почувствовали любовь к тому, кого увидели.
–А не нанять ли вас ясновидицей?– улыбнулся Андерхилл.
–А денег хватит?– спросила Мэгги тем же лишенным эмоций голосом.– Если хотите, чтобы я продолжала говорить очевидное, это дорого вам обойдется.
–Мне понравилось думать, что это был ангел.
–Мне тоже,– сказала Мэгги.– Вполне возможно.
