–Да как я, черт возьми, могу поехать в Сингапур?!– заорал Конор Линклейтер.– У меня нет денег даже на то, чтобы прокатиться вокруг своего квартала! Последние я потратил на проезд сюда, блин. Я сплю на диване в номере Тины, потому что мне не по карману отдельный номер на встрече с боевыми друзьями. Давайте серьезно, а?
Конор тотчас ощутил неловкость за то, что сорвался при Майкле Пуле. Он слишком быстро разозлился – так всегда случалось, когда он превышал свою норму спиртного,– и сейчас ему захотелось все объяснить, не выставляя себя еще большим дураком.
–Да я к тому, что… Ладно, я придурок, я не должен был так орать. Просто я… не такой, как все вы, парни, я не врач, не адвокат и не индейский вождь, я на мели, черт, и если прежде был частью старой бедноты, то теперь я часть новой бедноты
[26]. Я элементарно без гроша.
–Положим, и я не миллионер,– сказал Биверс.– Несколько недель назад я уволился из «Колдуэлл, Моран, Моррисси». Серьезных причин тому было немало, но факт в том, что я нынче безработный.
–Брат твоей жены выдал тебе «розовый листок»
[27]?– удивился Конор.
–Я сам подал в отставку,– ответил Биверс.– Пэт – бывшая жена. Между мной и Чарльзом Колдуэллом возникли серьезные разногласия. Как бы там ни было, зарабатываю я не больше, чем ты, Конор. Однако я выторговал себе довольно приличный «золотой парашют» ис большим желанием одолжу тебе пару тысяч долларов беспроцентно, вернуть которые сможешь тогда, когдабудет удобно. Полагаю, это поможет тебе.
–Я бы тоже помог,– сказал Пул.– Не скажу, что готов прямо на все, но думаю, что разыскать Андерхилла особого труда не составит. Он же должен получать авансы и авторские вознаграждения от своего издателя. Может даже, ему пересылают письма от поклонников. Уверен, один телефонный звонок – и мы узнаем адрес Андерхилла.
–Я, наверное, сплю,– сказал Пумо.– Вы трое умом тронулись?
–Ты же первый вызвался ехать,– напомнил ему Конор.
–Я не могу бросить все и выпасть из жизни на месяц. Мне надо рулить рестораном.
«Тина, похоже, и не заметил, в какой момент ситуация вышла из-под контроля,– подумал Конор.– Ладно, какого черта, Сингапур так Сингапур!»
–Тина, ты нам нужен.
–Себе я нужен больше, чем вам. Так что давайте как-нибудь без меня.
–Если останешься в стороне, будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
–Господи, Гарри, завтра утром все происходящее тебе будет казаться хохмой в духе Эбботта и Костелло
[28]. И что, черт возьми, вы собираетесь делать, даже если когда-нибудь найдете его?
«Пумо хочет остаться в Нью-Йорке и продолжать играть в загадки с Мэгги Ла»,– подумал Конор.
–Там видно будет,– сказал Биверс.
Конор навесным броском отправил пустую пивную бутылку в мусорную корзину. Не долетев трех футов и отклонившись от цели, она улетела под комод. В какой, интересно, момент он перешел с водки на пиво? Или, начав с пива, перешел на водку, а затем – обратно на пиво? Конор пригляделся к бокалам на столе, пытаясь определить, какой из них его. И вновь трое друзей, словно группа поддержки, подбадривающе смотрели на него, и Конор пожалел, что его бросок не попал в корзину. Философски подойдя к решению, он плеснул на несколько дюймов водки в ближайший стакан, после чего зачерпнул горсть кубиков льда из ведерка и плюхнул их вдогонку.
–Итак, за «С»– поднял он бокал в последнем тосте. И выпил.– За «И». За «Н», за… «Г». За «А»…
Биверс велел ему сесть и помолчать, что Конор, не возражая, и сделал. Все равно он не помнил, какая буква шла за «а». Усаживаясь рядом с Майклом, он пролил водку себе на брюки.
–Ну, а теперь мы можем сходить к Джимми Стюарту?– услышал он, как спросил Тина Пумо.
3
Чуть погодя кто-то предложил ему прилечь на кровати Майкла и вздремнуть, но Конор отказался: нет-нет, он в порядке, он ведь со своими друзьями-балбесами, и все, что ему нужно сейчас,– это не лежать, а двигаться, и вообще, если человек в состоянии произнести по буквам «Сингапур», значит, он еще не в хлам…
Без какого-либо перехода Конор вдруг обнаружил себя в коридоре. Отчего-то плохо слушались ноги, и Майки крепко держал его за левую руку.
–А какой у меня номер?– спросил он Майки.
–Ты в одном номере с Тиной.
–Славный старина Тина…
Они повернули за угол и очутились прямо перед славным стариной Тиной и Гарри Биверсом, ожидавшими лифт. Биверс причесывался перед большим зеркалом.
Следующее, что запомнилось Конору,– как он сидел на полу кабины лифта, но умудрился подняться на ноги до того, как открылись двери.
–А ты классный,– сообщил он затылку Биверса.
Двери лифта раскрылись, и они довольно долго шли по каким-то бесцветным длинным коридорам, заполненным людьми. Конор то и дело натыкался на парней, слишком нетерпеливых, чтобы выслушивать его извинения. Он слышал, как люди пели «Дорогу домой», самую красивую песню на свете. От ее слов ему хотелось плакать.
Пул следил за тем, чтобы он не падал. Интересно, подумалось Конору, знает ли Майк, какой он славный парень, и решил для себя: нет, не знает, и именно это делает его таким славным.
–Да я правда в порядке,– заявил он.
Потом он сидел рядом с Майклом в затемненном зале. Черноволосый мужчина с усами ниточкой, с чем-то вроде чемпионского пояса под смокингом, пел «Америку прекрасную»
[29] и скакал по сцене перед оркестром.
