–Теперь вы видите моего Карла,– проговорила она, раскрыв альбом на первой странице и повернув его к ним.
Большая фотография занимала почти всю страницу. Ее будто сделали как минимум сто лет назад. В объектив камеры пристально смотрел высокий мужчина с гладкими прямыми светлыми волосами, зачесанными за уши, и бледной неухоженной бородой. Он был худ, но широкоплеч, темный костюм висел на нем, как мешок. Он выглядел каким-то забитым, затравленным, напряженным. Природа религии этого человека поднималась от фотографии, словно пар. Если глаза его жены смотрели сквозь вас в другой мир, отметая все, что находилось между ним и ею, то взгляд Карла был устремлен прямиком в ад, заодно осуждая и обрекая на него и вас.
–Карл был святым,– рассказывала Хельга.– Избранным! Это видно с первого взгляда. Мой Карл не был ленив. Это тоже видно. Он не был слабым. Никогда не пренебрегал своими обязанностями, даже когда обязанности требовали стоять на углу улицы в мороз. Благая весть не ждет хорошей погоды, людям нужен жесткий, преданный человек, чтобы донести ее, и вот таким человеком был мой Карл. Мы понимали, что нам понадобится помощь: мы же все со временем стареем. Но нам и в голову не приходило, что с нами случится!
Она почти задыхалась, тараща глаза за круглыми стеклами очков. Вновь у Пула возникла мысль, будто ее тело обретает плотность, вбирая в себя весь воздух в комнате, а вместе с ним и все, что когда-либо было или когда-либо будет истинным или добродетельным, оставляя их в заблуждении на веки вечные.
–Кто же были его родители?– услышал вопрос Андерхилла Пул и понял, что она неверно истолкует его вопрос.
–Прекрасные люди. У кого мог быть такой сын? Сильные люди. Отец Карла тоже был мясником, он научил сына своему ремеслу, а Карл научил ремеслу Мэнни, чтобы тот мог работать на нас, пока мы заняты делом Божьим. Мы подняли его из грязи и подарили ему жизнь вечную, вот так-то. А он должен был работать на нас и обеспечивать нашу старость.
–Совершенно верно,– сказал Андерхилл, слегка наклоняясь вперед, чтобы взглянуть на Майкла.– Мы также хотели бы узнать хоть что-то о родителях вашего сына.
Миссис Денглер захлопнула альбом с фотографиями и опустила его на колени. Картон пропитался запахом плесени, и на мгновение в комнате вновь повеяло затхлостью.
–Не было у него родителей!– она сверкнула глазами, не скрывая самодовольства.– В том смысле, какие бывают у нормальных людей. Не так, как это было у Карла и у меня. Мэнни рожден вне брака. Его мать, Росита, торговала своим телом. Она была из тех женщин. Она родила мальчика в больнице «Маунт-Синай» ибросила его там, просто взяла и ушла, нате вам. А младенец подхватил вирусную инфекцию, едва не умер. Многие тогда умерли, а он разве умер? Мой муж и я молились за него, и он не умер. Сама Росита Ороско умерла спустя несколько недель. Ее забили до смерти. Кто, по-вашему? Отец мальчика? Мэнни был испанцем только по материнской линии – во всяком случае, так всегда думали мы с Карлом. Так что вы, надеюсь, поняли, что я имею в виду: не было у него ни матери, ни отца.
–Случайно не был ли отец Мэнни одним из клиентов его матери?– спросил Андерхилл.
–Об этом мы даже не думали.
–Но вы сказали, что вряд ли его отец был испанцем… латиноамериканцем.
–Ну…– Хельга Денглер чуть сдвинулась на низенькой скамеечке, изменилось и выражение ее глаз.– Было в нем и кое-что хорошее, дабы хоть как-то уравновесить дурное.
–Как вы пришли к решению усыновить его?
–Карл узнал о бедном мальчике.
–Как он узнал? Вы обращались в опекунские учреждения?
–Конечно, нет. Я думаю, к нему приходила та женщина. Росита Ороско. Благодаря церковной деятельности моего мужа к нам приходило много несчастных заблудших, умолявших о спасении их душ.
–Вы видели Роситу на проповедях вашего мужа?– спросил Андерхилл.
Хельга как будто покрепче уперлась обеими ступнями в пол и уставилась на Тима. Казалось, она дышит сквозь кожу. В течение нестерпимой паузы никто не проронил и звука.
–Я вовсе не хотел обидеть вас, миссис Денглер,– наконец проговорил Андерхилл.
–На наши проповеди приходили белые люди,– медленно и ровно проговорила она низким голосом.– Порой бывали католики. Но все они были достойные люди. Поляки. Но они могут быть такими же добропорядочными, как и все остальные.
–Понимаю,– сказал Андерхилл.– Мать Мэнни на своих службах вы не видели никогда.
–У Мэнни не было матери,– повторила она все тем же ровным, размеренным голосом.– Ни матери, ни отца.
Андерхилл поинтересовался, арестовала ли полиция человека, до смерти забившего Роситу Ороско.
Хельга очень медленно покачала головой, как ребенок, который клянется никогда не выдавать секрет:
–Никому не было дела до того, кто это сделал, учитывая, кем была та женщина, и все такое. Тому, кто это сотворил, все равно суждено предстать перед Господом. Он – наш высший суд во веки вечные.
С пронзительной ясностью галлюцинации Пул вспомнил камеры пыток в Садах Тигрового бальзама, искаженные получеловеческие фигуры, преклонившие колени пред властным судией.
–Значит, его так и не нашли.
–Не припоминаю.
–А ваш муж не проявил интереса к этому делу?
–Разумеется, нет,– сказала она.– Мы и так сделали все, что могли.
Она прикрыла глаза, и Пул решил сменить тему вопросов:
–Когда умер ваш муж, миссис Денглер?
Глаза ее открылись и сверкнули на него:
–Мой муж умер в тысяча девятьсот шестидесятом году.
–И тогда же вы закрыли мясную лавку и церковь?
Странный, пугающий внутренний свет вновь отразился на ее лице:
–Немногим раньше. Мэнни был слишком молод, чтобы продолжить дело мясника.
«Как вы умудрились не понять?– едва не спросил ее Пул.– Как могли вы не увидеть, каким подарком был тот мальчик для вас, вне зависимости от того, как он к вам попал?»
–У Мэнни не было друзей,– продолжила она, говоря почти так, будто услышала мысли Пула. Его внутренний слух уловил прозвеневшую в голосе Хельги эмоцию, и лишь после следующей ее фразы он определил эту эмоцию как гордость.– У мальчика было много дел – так он помогал Карлу. Мы старались делать так, чтобы он был все время занят, детей надо приучать к выполнению своих обязанностей. Да-да, своих обязанностей, поскольку только так они научатся жизни. Когда Карл был мальчиком, у него не было друзей. Я держала Мэнни подальше от других мальчиков и воспитывала его так, как мы считали правильным. А когда он вел себя плохо, мы поступали так, как учит Писание,– она подняла голову и посмотрела прямо в глаза Мэгги.– Нам надо было выбить из него мать. Вот так. Да… Мы могли бы изменить ему имя, знаете ли. Дать мальчику законное немецкое имя. Но он должен был знать, что он наполовину Мануэль Ороско, даже если другая половина его фамилии станет Денглер. А Мануэля Ороско нужно было приручить и заковать в цепи. Кто бы что ни говорил. Вы делаете это из любви и из чувства долга. Позвольте мне показать вам, какие плоды это принесло. Вот, взгляните.
