«А она вообще видит ли меня сейчас,– подумал Пул,– или у нее перед глазами только эти мраморные шарики, готовые дать трещины на раскаленной сковороде и затем быть склеенными в бесконечные повторения одного и того же узора?» Затем он понял: она не войдет в комнату. Ей очень хотелось бы войти и вытащить их оттуда, но ноги не несли тело внутрь, ноги отказывались переступить через порог.
–…все листал, смотрел и смотрел в эти книжки, мальчик-то. «Что ты там ищешь, ничего там не найдешь»,– твердила я ему.– Неразумие одно. Слоны не придут тебе на помощь, говорила я. Это все вздор, мусор, который в конечном итоге оказывается в сточной канаве. Вот что я ему говорила. И он понимал, о чем я. О да, он знал.
–Пожалуй, нам пора уходить,– сказал Андерхилл.
Мэгги пробормотала что-то – Пул не расслышал, до него только сейчас дошло, что он все еще смотрит на Хельгу Денглер, стоявшую лицом к нему, но видевшую перед собой лишь то, что видела она одна.
–Он был всего лишь маленьким кукушонком, которого мы взяли к себе,– продолжила она,– принесли в наше гнездо. Мы были благочестивыми людьми, мы поделились с мальчиком тем, что имели, дали ему собственную комнату, хорошо кормили и заботились… А он обратил все в пепел.– Она отступила в сторону, давая гостям выйти из комнаты сына, а затем обвела их взглядом и сказала:– Он ведь тоже кончил дни свои в канаве, не так ли? Как и его мать, да? Карл всегда был слишком добр.
Они спустились по лестнице.
–Что ж, теперь ступайте,– проговорила она и прошаркала мимо них к входной двери.
Ледяной воздух гулял по коридору, пока они застегивали свои пальто. Когда Хельга улыбнулась, ее белые щеки сдвинулись, словно посыпанные мукой плиты.
–Мне бы хотелось поговорить с вами подольше, но я должна вернуться к работе. Поберегите себя, застегнитесь хорошенько, как следует.
Они вышли на свежий морозный воздух.
–Прощайте,– мягко проговорила она с порога, когда они начали спускаться с крыльца.– Прощайте-прощайте. Да. Прощайте.
Когда они вернулись в машину, Мэгги пожаловалась, что ей нехорошо и она хотела бы вернуться в «Пфорцхаймер» иприлечь, а Майкл с Тимом пусть идут без нее в бар «Горошек» на встречу с другом Спитальны.
–Мне нужно время, чтобы прийти в себя,– сказала она, и Пул догадался, что она имела в виду.
–Вот значит, как рос Денглер,– сказал Андерхилл, пока они ехали на север по скованным морозом улицам.
–Родители купили его,– сказала Мэгги.– Чтобы вырастить из него себе раба. Из бедного маленького мальчика с его книжками про Бабара.
–А на кого она все время пеняла – какие-то «они»?.. Которые лгали? Она так ничего толком не объяснила.
–Чует мое сердце, я еще пожалею об этом,– проговорил Андерхилл.– Но после того, как мы отвезем в отель Мэгги, я бы хотел, чтобы ты подбросил меня до главного отделения библиотеки Милуоки. Оно, наверное, где-то в центре, недалеко от нашего отеля. Хочу поискать кое-что в местных газетах. Эта женщина так и не объяснила очень многого.
За пятнадцать минут до встречи Пул припарковался на забитой машинами стоянке возле бара «Горошек»: длинное приземистое здание с двускатной остроконечной крышей выглядело так, будто его стены следовало плотно увить плющом и поставить в немецком лесу, а не на этой мрачной улочке, круто уходящей вниз, в темноту Долины. Над головой гудел от проходящего транспорта длинный мост – они втроем проезжали по нему по пути к дому Спитальны. Низкие круглобокие, цвета свинца облака, казавшиеся крепкими, как броня линкора, неподвижно висели в воздухе, а на верхушках колонн трепетали ярко-красные языки пламени. Неоновые вывески в маленьких боковых окнах таверны звали отведать пива.
Майкл толкнул дверь и вошел в длинный, наполненный сизоватым дымком сигарет и громом рок-музыки зал. Работяги в рабочей одежде и кепках уже заняли свои посты у барной стойки, выстроившись в два ряда. Белокурая официантка в узеньких джинсах и жилете-пуховике разносила на блюде по столикам кувшины с пивом и миски с попкорном. Вдоль стен тянулись кабинки, большинство их пустовало. Пол покрывал ковер из опилок, попкорна, арахисовой скорлупы. «Горошек» был баром рабочего люда, а не пуританской местной пивной со слишком ярким светом и слезливой музыкой. Большинство из сидевших здесь ровесников Пула побывали во Вьетнаме – в этом городе не давали отсрочку за учебу в колледже. Первые несколько минут в «Горошке» Пул чувствовал себя как дома – впервые с момента приезда на Средний Запад.
Ему удалось протиснуться к свободному стулу в дальнем конце стойки.
–«Пфорцхаймер»,– сказал он бармену.– Я должен встретиться тут с Маком Симроу. Он уже пришел?
–Да рановато еще для Мака,– ответил бармен.– Займите кабинку, я скажу ему, что вы здесь.
Пул занял кабинку и сел лицом ко входу. Через пятнадцать минут в дверь вошел огромный бородач в лопающемся по швам пуховике и армейской панаме. Здоровяк повел внимательным взглядом по ряду кабинок, и Пул сразу понял, что это Мак Симроу. Наконец гигант отыскал глазами Пула и широко улыбнулся, сверкнув зубами из зарослей бороды. Пул встал. Шагающий к нему через зал человек близок по духу, озадачен и открыт для всего,– все это прочитал Пул по его лицу. Подойдя, Симроу взял его за руку и пробасил без пауз:
–Вы, наверное, доктор Пул, давайте-ка возьмем кувшинчик и немного облегчим жизнь Дженни, что тут скажешь, это пойло в любом случае лучше всего пить из бочки…
А потом они сидели в кабинке друг против друга с кувшином пива и миской попкорна между ними. После посещения дома Денглеров Майкл заметил, что стал особенно восприимчивым к запахам, а от Мака Симроу веяло, наверное, неразбавленным дыханием Долины: машинным маслом и металлической стружкой. Должно быть, так же пахло и в утробе одного из тех свинцовых облаков застывшего дыма. Симроу работал слесарем в компании «Дукс», производившей шарикоподшипники и детали двигателей, и обычно заглядывал сюда после рабочей смены.
–Вы меня прямо ошарашили,– сказал Симроу,– когда начали расспрашивать о Вике Спитальны и все такое. Я столько всякого навспоминал…
–Надеюсь, вы не против поговорить обо всем этом побольше?
–Ну а зачем я здесь. Вы говорили еще с кем-нибудь?
–С его родителями.
–И как? Не было вестей от него?
Пул покачал головой.
–Когда с Виком все закрутилось, Джордж совсем слетел с катушек. Стал слишком закладывать за воротник, да еще, как говорили, и на работе. Частенько ввязывался в драки. «Глэкс» отправили его на месяц в отпуск. Тогда-то он и открыл для себя Джорджа Уоллеса во всем его величии. Он начал выполнять для Уоллеса кое-какую работу, и это помогло ему взяться за ум. Джордж до сих пор не желает слышать и слова против Уоллеса… А с кем еще вы говорили? С Дебби Мацик? Или как сейчас ее фамилия – Туса?
–Да, и с ней.
–Славная крошка. Она всегда нравилась мне.
–А Виктор? Он тоже нравился вам?
