Почему Хэл Эстергаз покончил с собой?
Потому что не осилил бремя того, что лишь начал познавать.
Это туда уносит тебя твое воображение?
Если его ничто не сдерживает.
Ты очень испугался, когда увидел девушку?
Я благословил ее.
13.Коко
Как только самолет взлетит, Коко тоже начнет свое путешествие.
Коко знал одно: все путешествия – это путешествие в вечности. Под крылом тридцать тысяч футов, часы крутят время назад, свет и тьма, день и ночь легко меняются местами.
«Когда стемнеет,– подумал Коко,– можно будет прильнуть к маленькому окошку и, если ты готов, если твоя душа уже наполовину окунулась в вечность, ты сможешь разглядеть, как из черноты к тебе склонился суровый клыкастый лик Бога».
Коко улыбнулся своим мыслям, и хорошенькая бортпроводница салона бизнес-класса улыбнулась ему в ответ. С подносом в руках она наклонилась к нему:
–Сэр, что бы вы предпочли сегодня утром – апельсиновый сок или шампанское?
Коко покачал головой.
Земля присосалась к брюху самолета, тянулась сквозь салон и пыталась вобрать Коко в себя, сосала, сосала, несчастная скудная земля обожала все вечное, и все вечное любило землю и сострадало ей.
–А кино покажут?
–«Никогда не говори „никогда“,– ответила бортпроводница ему через плечо. Новый фильм про Джеймса Бонда.
–Замечательно,– откликнулся Коко, внутренне возликовав.– Я сам, кстати, никогда не говорю «никогда».
Девушка с сознанием долга рассмеялась и проследовала дальше.
Вдоль проходов тянулись пассажиры, неся портпледы, пластиковые пакеты, плетеные корзинки, книги. Перед Коко заняли места два китайских бизнесмена – он услышал, как они торопливо распахнули свои «дипломаты», едва усевшись.
Светловолосая, средних лет бортпроводница в голубой униформе наклонилась к нему с дежурной улыбкой:
–Как нам вас называть, мм?– Она подняла планшет с планом рассадки так, чтобы ему было видно. Коко медленно опустил газету.– Вы у нас…– Она взглянула на него в ожидании ответа.
«А как нам вас называть, мм? Дахау, назовем тебя Леди Дахау».
–Почему бы вам не называть меня Бобби?
–Что ж, так я и поступлю: буду называть вас Бобби.– И женщина нацарапала «Бобби» вячейке, обозначавшей на схеме место «4B».
Из карманов Роберто Ортиса он выгреб не только паспорта и кучу карточек и удостоверений личности, но также шестьсот долларов США и триста сингапурских. Нехило! А в кармане блейзера Коко нашел ключ от номера в отеле «Шангри-Ла»– где же еще мог остановиться молодой целеустремленный американец?
В сумочке мисс Баландран Коко обнаружил расческу-выпрямитель, противозачаточный колпачок, тюбик со спермицидным гелем, маленький пластиковый контейнер с зубной пастой «Дарки» изубной щеткой, чистые трусики и новую пару колготок, флакончик блеска и кисточку для губ, трубочку туши для ресниц, кисть для румян, расческу с тонким черенком, трехдюймовый отрезок белой пластиковой соломинки, маленький кожаный футляр, заряженный поппер-ампулами с амилнитритом
[62], потрепанную книгу Барбары Картленд в мягкой обложке, пудреницу, полдюжины рассыпанных таблеток «валиума», множество скомканных салфеток «Клинекс», несколько связок ключей и пухлую «котлету» купюр, в которой оказалось четыреста пятьдесят три сингапурских доллара.
Деньги Коко забрал себе, все остальное бросил в ванной на полу. Затем, сполоснув лицо и вымыв руки, взял такси до «Шангри-Ла».
В Нью-Йорке Роберто Ортис проживал на Вест-Энд-авеню.
Там, на Вест-Энд-авеню, можно ли почувствовать, как владыки земли, как сам Господь алкали смертности? Ангелы летели по-над Вест-Энд-авеню, их плащи развевались на ветру.
Когда Коко покидал отель «Шангри-Ла», на нем были две пары брюк, две рубашки, хлопчатобумажный свитер и твидовый пиджак. В сумке для ручной клади, что он нес в левой руке, лежали скатанные в рулон два костюма, еще три рубашки и пара первоклассных черных туфель.
Подобрав Коко с зеленой Гроув-роуд, такси понесло его к Орчард-роуд, далее через опрятный и спокойный Сингапур к пустому зданию на кольцевой улице неподалеку от Бахру-роуд, и во время этой поездки ему представлялось, что он стоит в открытой машине, едущей по Пятой авеню. Ленты серпантина и тучи конфетти, словно струи и капли дождя, рушатся на него и всех других владык земли под оглушительный рев толпы, запрудившей тротуары.
И Биверс, и Пул, и Пумо, и Андерхилл, и Тату Тиано, и Питерс, и милый Спэнки Би, и все остальные, все повелители земли – кто сможет пережить день их пришествия? Ибо узрите – землю покроет тьма! И мальчик-юрист, Тед Банди, и Хуан Корона, который воевал, и тот, кто в Чикаго одевался как клоун, и Джон Уэйн Гэйси, и сын Сэма, и Уэйн Уильямс из Атланты, и убийца зебры, и те, кто оставил своих жертв на склонах холмов, и коротышка из фильма «Риллингтон Плейс, дом 10», и Лукас – а этот, пожалуй, был величайшим из них. Воители небесные, настал ваш день. Шагая со всеми, кого никогда не поймают, со всеми, кто явит миру достойные лица, живя в скромности, переезжая из города в город, оплачивая их счета, храня самые сокровенные тайны.
Огонь очищения.
Коко влез через окно подвала и увидел своего отца, неистового и раздражительного, cидящего на упаковочном ящике.
–Идиот проклятый,– сказал отец.– Ты чересчур самонадеян. Думаешь, они в честь кого-то навроде тебя когда-нибудь устроят парад? Ни одна часть животного не пропадает понапрасну.
Он разложил деньги прямо на грязном полу, и это сработало:
–Ничто не заменит доброго масла,– заулыбавшись, проговорил старик, и Коко закрыл глаза и увидел вереницу бредущих мимо слонов, кивающих ему с торжественным одобрением.
На раскатанный спальный мешок он бросил паспорта Роберто Ортиса и разложил пять карт со стоящим на задних ногах слоном так, чтобы были видны имена на них. Затем, порывшись в коробке с бумагами, отыскал номер американского журнала «Нью-Йорк», который прихватил из вестибюля отеля через два дня после парада в честь возвращения заложников. Под названием журнала полыхал огнем заголовок: «Десять новых „горячих точек“».
