–Знаете его?– спросил Биверс.– Вспомните, видели ли его раньше?
–Этого человека я никогда не видел,– ответил портной.– Для меня было бы честью встретиться с этим человеком, да только он не смог бы заплатить мне даже минимальную цену.
–Почему же?– спросил Майкл.
–Слишком артистичная натура,– сказал портной.
Майкл улыбнулся и не успел убрать фотографию в конверт, когда портной наклонился вперед и выхватил снимок.
–Дайте мне фото? У вас еще много, а?
–Врет он,– сказал Биверс.– Вы лжете. Где этот человек? Можете отвести нас к нему?
–Это фото знаменитости,– сказал портной.
–Он просто хочет заполучить фото,– сказал Майкл Биверсу.
Конор хлопнул китайца по спине и громко рассмеялся.
–«Просто хочет заполучить фото»– это ты о чем?
–Повесить на стенку,– сказал портной.
Майкл вручил ему фотографию.
Портной сунул снимок под мышку и захихикал:
–Большое спасибо!
Он развернулся и по широкому тротуару отправился восвояси. Хорошо одетые китайские мужчины и женщины неспешно шагали к ним под нависающими деревьями. Большинство мужчин были в синих костюмах, аккуратно повязанных галстуках и солнцезащитных очках и выглядели, как тот банкир с плаката. Женщины были хрупкими и хорошенькими, все в платьях. Пул осознал, что он, Биверс и Конор здесь представляли расовое меньшинство из трех человек. Далеко впереди аллеи, рядом с плакатом, запечатлевшим сурово хмурящегося Чака Норриса в окружении языков пламени и множества иероглифов, лениво брела китайская девочка-подросток, рассеянно заглядывая в витрины магазинов. На ней была, по-видимому, школьная форма: плоская белая шляпка с широкими полями, белая матроска с черным галстучком и свободная черная юбка. Затем позади нее открылась взгляду целая стайка так же одетых девчушек – словно выводок утят. Через дорогу рядом с постером, рекламирующим гамбургеры «Макдоналдс», виднелся квадратный белый знак, призывающий «Говорите на мандаринском – помогите своему правительству». Неожиданно Пул ощутил сильный запах духов, словно окунулся в облако аромата невидимого экзотического цветка, и без всякой причины вдруг почувствовал себя непомерно счастливым.
–Раз уж мы собрались искать Буги-стрит, о которой частенько рассказывал Андерхилл, почему бы нам не взять такси?– предложил он.– Мы же в цивилизованной стране.
2
Ужаленный осознанием знакомого кошмара, Тина Пумо проснулся, как ему показалось, в полной темноте. Громко билось сердце. Он, наверное, кричал, мелькнула мысль, или издал какой-нибудь звук, прежде чем проснуться, но Мэгги безмятежно спала рядом. Он поднял руку, взглянул на светящийся циферблат часов: три двадцать пять ночи.
Тина понял, что пропало со стола. Если бы Дракула не сдвигала все со своих привычных мест, он бы сразу заметил пропажу; ктому же, будь следующие после взлома два дня обычными рабочими, он бы понял все, едва усевшись за рабочий стол. Но эти два дня были какими угодно, только не нормальными: по меньшей мере половину каждого из них он проводил внизу со строителями, подрядчиками, плотниками и дезинсекторами. По-видимому, избавить кухню «Сайгона» от оккупировавших ее насекомых в конце концов удалось, но дезинсектор все еще находился в состоянии, сильно смахивающем на эйфорию от количества, разнообразия и живучести букашек, которых ему пришлось истребить. По нескольку часов в день уходило на то, чтобы убедить Молли Уитт, его архитектора, что она проектирует всего лишь кухню и расширенный обеденный зал, а не высокотехнологичный операционный зал. Остальное время он провел с Мэгги, рассказывая ей о себе столько, сколько никому и никогда не рассказывал в жизни.
Пумо не оставляло ощущение, будто Мэгги за два неполных дня проделала трудный путь к тому, чтобы вытащить его из той скорлупы, в которую он, едва сознавая это, заключил себя сам.
В какой-то мере он лишь начинал догадываться, что оболочка эта сформировалась во Вьетнаме. Пумо чувствовал стыд и унижение от этого нового знания: Дракула жутко напугала его, вновь пробудив к жизни чувства, которые, как он с гордостью – но тщетно – надеялся, ему удалось скинуть с себя вместе с военной формой. Пумо с уверенностью полагал, что вьетнамский глубокий болезненный след в душе могли позволить себе другие – только не он. И потому прежде чувствовал себя на эмоционально безопасном расстоянии от всего, что с ним там произошло. Оставив армию, он продолжил жить своей жизнью. Как практически любому другому ветерану, ему пришлось пережить период неустроенности и осознания бесцельности жизни, когда казалось, что его просто влечет по течению. Но период этот завершился шесть лет назад, когда он сделал первый шаг – приобрел «Сайгон». И да, это правда: он продолжал свои «путешествия» от девушки к девушке, и, по мере того как становился старше он, девушки делались моложе, оставаясь в том же возрасте. Пумо влюблялся в очертания их губ, или форму их предплечий, или гармонию между их икрами и бедрами; он влюблялся в то, как колыхались их волосы, или в то, какими глазами девушки смотрели на него. До того момента, думал теперь Пумо, когда его остановила Мэгги Ла, он влюблялся во все внешнее – в то, что видел в облике человека, не чувствуя самого человека.
–По-твоему, реально существует такой момент, в котором заканчивается тогда и начинается сейчас?– как-то спросила его Мэгги.– Разве ты не знаешь, что в глубине души вещи, с тобой происходящие, никогда не перестают происходить с тобой потом?
Пумо пришло в голову, что Мэгги может думать так, потому что она китаянка, но о своем предположении умолчал.
–Человек не в силах избавиться, уйти от прошлого, как ты, по-твоему, ушел от Вьетнама,– сказала она ему.– На твоих глазах каждый день убивали твоих друзей, а ведь ты был тогда еще совсем мальчишкой. Теперь же, получив незначительную трепку, ты боишься лифтов, боишься подземки, темных улиц и еще бог знает чего. Тебе не кажется, что существует некая связь?
–Кажется,– согласился он.– Но как можешь знать об этом ты, Мэгги?
–Об этом знают все, Тина,– сказала она.– За исключением на удивление большого количества мужчин-американцев среднего возраста, действительно верящих, что люди способны начать жизнь сначала, что прошлое умирает, а будущее начинается с чистого листа и что такие убеждения добродетельны и высоконравственны.
Сейчас Пумо осторожно поднялся с постели. Мэгги не пошевелилась, и дыхание ее оставалось размеренным и спокойным. Он должен еще раз взглянуть на свой стол и убедиться в правильности своей догадки насчет того, что именно исчезло. Сердце его билось по-прежнему учащенно, и собственное дыхание казалось чересчур громким. В темноте он крадучись пересек спальню. Едва он взялся за дверную ручку, как перед мысленным взором возникла Дракула, поджидающая его по другую сторону двери. Лицо его покрылось потом.
–Тина?– прозвенел из спальни хрустальный и тихий, чуть громче дыхания, голосок Мэгги.
Пумо застыл в темноте пустого коридора. Никого там не было, словно голос Мэгги помог рассеять угрозу.
