Бородач объяснил, что для поиска и сборки такого количества материалов обычно требуется много времени, но у него есть новости как хорошие, так и не очень. Новость хорошая: различные микрофильмы по материалам об инциденте в Я-Туке уже подобраны и скомпонованы, включая даже несколько источников, пространные статьи в «Харперс», «Атлантик» и «Америкен сколар», которые он уже просматривал. Плохая же заключалась в том, что эти материалы о Я-Туке еще «заняты»– кто-то в настоящий момент работает с ними. Тремя днями ранее ту же информацию затребовал журналист по имени Роберто Ортис, днем позже вновь запросил их, а во вторник вторую половину дня провел, снова их изучая. «Сегодня среда – день «Вилледж войс»,– непроизвольно отметил про себя Пумо.
Тина никогда не слышал о Роберто Ортисе и невольно испытал благодарность к человеку за то, что ему теперь не придется ждать, пока найдут и подберут нужные микрофильмы. Он же просто перепроверяет, уговаривал себя Тина, словно пытаясь загладить вину за то, что не поехал вместе с остальными в Сингапур. И если накопает что-нибудь важное – может позвонить им в отель «Марко Поло».
Пока ему подбирали материалы, Пумо прочитал, что писали о Я-Туке новостные журналы и «Нью-Йорк Таймс». Он сидел на неудобном пластмассовом стуле за пластмассовым столом, а читальный аппарат
[93] занимал на нем столько места, что блокнот Пумо приходилось держать на коленях. Однако через несколько минут все эти неудобства уже не имели значения. То, что испытал Тина в течение десяти минут с начала чтения статьи в «Ньюсуик», озаглавленной «Я-Тук: позор или победа?», очень напоминало то, что произошло с Конором Линклейтером, когда Чарли Дэйзи положил перед ним альбом фотографий рядового SP4 Коттона. Он даже забыл, насколько широко все это в свое время освещалось в доступной прессе.
В статье «Ньюсуик» приводились слова лейтенанта Гарри Биверса: «На этой войне мы здесь для того, чтобы убивать „Чарли“
[94], а „Чарли“ бывают всех видов и размеров. Мой персональный счет – тридцать мертвых вьетконговцев». «Убийца детей?»– спрашивала «Таймс», описавшая лейтенанта как «изможденного, с ввалившимися глазами и щеками, отчаявшегося человека на грани срыва». «Действительно ли они невиновны?»– вопрошал «Ньюсуик», добавляя дальше, что лейтенант, «возможно, такая же жертва Вьетнама, как и те дети, в убийстве которых его обвиняют».
Тина помнил Биверса в тот момент в Я-Туке. «На моем личном счету тридцать дохлых Гуков
[95]! Так что, бойцы, если у вас есть яйца, можете прямо сейчас вешать мне медаль». Лейтенант был под кайфом и трещал, трещал и не мог никак заткнуться. Пумо стоял рядом – ему казалось, он чувствует, как жарко бурлит кровь в жилах Биверса, а если он коснется его – обожжет пальцы. «На войне нет возрастов – в бою все ровесники!– во всю глотку орал лейтенант репортерам.– Вы, говнюки, думаете, что здесь воюют дети, что дети вообще существуют на этой войне? Сказать вам, почему вы так думаете? Потому что вы невежественные штатские, вот почему! Здесь детей нет!»
Из-за этих статей Биверса едва не казнили, а заодно с ним и Денглера. Цитата из «Таймс»: «Я заслужил эту чертову медаль!». «Забавно,– подумал Пумо.– Вспоминая эти события, Биверс всегда говорил, что все остальные в его взводе тоже заслуживают чертовых медалей».
Отделившись от реальности, Пумо сейчас будто заключил в кокон неземной тишины себя наедине с воспоминаниями: память подсказывала ему, насколько взвинченными, почти на грани безумия, они ощущали тогда самих себя, насколько призрачной казалась грань между подвигом и преступлением. Они были не чем иным, как нервами, соединенными с лежащими на спусковых крючках пальцами. Будто наяву ударила в нос вонь рыбного соуса и дымка над котлом. Вверху, на пологом склоне холма, валяется деревянное коромысло, чуть ниже – бесформенной кучкой синего тряпья лежит девушка. Если жители покинули деревню, то кто, черт возьми, готовил? И для кого? Тишина вокруг будто затаилась, словно тигр в высокой траве. Хрюкнула свинья и настороженно подняла голову, и Пумо вспомнил, как в тот момент резко развернулся с винтовкой наготове и чуть не разорвал пополам очередью грязного ребенка. Потому что ты не знал, и никто никогда не знал, что смерть может явиться в облике маленького улыбающегося тебе ребенка с протянутой рукой; словно электрошоком, она пронзает твой мозг, она поджаривает его, и ты либо расстреливаешь все, что попадает в поле зрения, либо прячешься, стараясь слиться с фоном. Как тигр в траве, ты можешь спасти свою жизнь, сделавшись невидимым.
Тина еще долго рассматривал фотографии: лейтенант Биверс, тощий как тростина, с изможденным лицом и выпученными бегающими глазами. М. О. Денглер, на подписи под фото не указанный, его побелевшие от усталости глаза сверкают из-под края подшлемника. И зелень джунглей вокруг, эта трепещущая, дрожащая, словно медленно, затаенно подкипающая зелень! Зев пещеры, «на кулак похожий»,– заметил Виктор Спитальны, когда выступал на заседании военного трибунала.
Затем он вспомнил, как лейтенант Гарри Биверс, схватив за лодыжки, вытащил из канавы девочку лет шести-семи, грязного голенького ребенка, хрупкого, как все вьетнамские дети, с тоненькими, словно куриные, косточками рук и шеи, и раскачивал ее, крутил ею, как булавой. Уголки ее крепко сжатого рта были опущены вниз, а кожа – сморщена в тех местах, где ее опалил огонь.
Пумо почувствовал, как взмокло все тело, а бока похолодели от пота. Надо встать и отойти от читального аппарата, решил он. Попытавшись отодвинуться вместе со стулом назад, он подвинул и стол, затем подогнул ноги, встал и стремительно вышел на середину комнаты просмотра микрофильмов.
Ну, что ж, ладно, они оба шагнули за грань. Коко родился по другую ее сторону – там, где вы встретили слона.
Маленькое улыбающееся дитя шагнуло к нему из черного беспределья, бережно неся в сложенных чашечкой ладонях смерть.
«Пусть этот парень с испанским именем получит материалы о Я-Туке,– подумал Тина,– и выйдет еще одна книга. Я подарю ее Мэгги на Рождество, и она сможет объяснить мне, что же там произошло на самом деле».
