–Там умер Денглер,– проговорил Конор, глядя вниз на Фат-Понг-роуд.
–Да…– обронил Майкл.
–Все это похоже на один сплошной бордель.
Пул рассмеялся, найдя сравнение удачным.
–Знаешь, мне почему-то верится, что мы найдем его, Майки.
–Мне тоже,– откликнулся Пул.
2
После того как они с Конором в тот вечер вернулись в отель, Майкл дождался, пока оператор тайского коммутатора переведет его звонок по кредитной карте на Вестерхольм, штат Нью-Йорк. Наконец-то у него нашлось, что рассказать об их «миссии»,– как назвал их поездку Биверс. В книжном магазине он увидел подтверждение своей надежды на то, что они с Конором не зря прилетели искать Андерхилла в Бангкок. Возможно, на поиск уйдет дня два, и тогда они сразу отправятся домой: всвязке с Андерхиллом или нет – как сложится. Майкл надеялся найти какую-нибудь детоксикационную клинику, где Андерхилл смог бы привести себя в порядок и получить отдых, в котором, как был уверен Пул, он очень нуждался, как нуждался в нем любой, кто долгое время провел в Бангкоке. Случись так, что Андерхилл совершил убийство, Пул нашел бы ему отличного адвоката и заставил бы того строить защиту на версии о невменяемости – это, по крайней мере, уберегло бы друга от тюрьмы. Такое развитие, возможно, недостаточно драматично для мини-сериала, но стало бы лучшим финалом для Тима и всех, кто небезразличен к его судьбе.
То, что увидел Пул в заведении, самом нетипичном для бизнеса Патпонга – огромном книжном магазине под названием «Книги Патпонга»,– дало ему косвенное доказательство невиновности Андерхилла, а также присутствия Тима в Бангкоке. Конор и Пул зашли в книжный магазин укрыться от жары и хоть ненадолго спрятаться от толпы. В «Книгах Патпонга» было прохладно и малолюдно, и Майкла приятно удивил тот факт, что отдел художественной литературы занимает по меньшей мере треть помещения магазина. Он мог бы приобрести что-нибудь для себя и заодно – для подарка Стейси Тэлбот. Он бродил вдоль полок с литературой, не отдавая себе отчета в том, что ищет имя Тима Андерхилла, пока не наткнулся на целую полку с его романами: по четыре-пять экземпляров каждого – от «Увидеть зверя» до «Кровавой орхидеи».
Не означало ли это, что Тим жил здесь? И что был постоянным покупателем этого магазина? Полка с его романами напомнила Майклу стенд «Отечественные авторы» в «Переплете», лучшем книжном магазине Вестерхольма, и это было почти равносильно подписанному свидетельству о том, что Андерхилл регулярно заглядывал сюда. И если так, то не прямо ли с этого порога он выходил убивать? Пулу стало не по себе – он почти ощутил присутствие Андерхилла рядом с наглядно укомплектованной полкой его книг. Если бы Тим не наведывался сюда, разве стали бы выставлять так много книг малоизвестного писателя?
Все сходилось – по крайней мере, для Пула, и как только он выложил свои соображения Конору, тот сразу же согласился с ним.
Когда в тот день они с Конором вышли из отеля, первым впечатлением Майкла было, что Бангкок – это таиландская Калькутта. Казалось, здесь на улицах трудятся целыми семьями. То и дело взгляд Пула натыкался на сидевших на корточках женщин, починявших тротуар, умудрявшихся одной рукой кормить вертевшихся вокруг них детишек, другой же – крошить молотком бетон. Ближе к центру тротуаров сидели в ряд другие женщины и молотками и кирками рыли траншею. На пустырях и в полуразрушенных зданиях на кострах готовили пищу: из вентиляционных отверстий валил дым. Пыль от штукатурки и жесткие мелкие мотыльки, больно жалившие кожу, и дым, и копоть, и выхлопные газы серой пеленой висели в воздухе. Пулу казалось, будто на лицо невесомой паутиной оседает невидимая воздухопроницаемая пелена.
На глаза попалась большая красная вывеска салона «Райский массаж». Дальше на разрисованных голубыми звездами ступенях в окружении нагромождения связанных грубой веревкой сумок, бутылок и коробок сидела босая тщедушная женщина и с мрачным усердием избивала пронзительно вопившего ребенка. Она отвесила малышу пощечину, затем ткнула кулаком в грудь. Ступени вели к широкому навесу с вывеской: «Ночной клуб „Лакомый кусочек“. Ресторан». Женщина смотрела как будто сквозь доктора Пула, и глаза ее говорили: «Это мой ребенок, и жилище это мое, а тебя я не вижу, нет здесь тебя».
На секунду у Майкла закружилась голова, он окунулся в серый мир теней, мир ежесекундно меняющихся измерений и первозданного хаоса, мир, где реальность оказывалась не более чем очередной иллюзией. Затем ему вспомнилась женщина в синем, падающая на влажную зелень склона холма, и он понял, что пытается бежать от собственной жизни.
Майкл знал, что это значит. Как-то раз он уговорил Джуди съездить с ним в Нью-Йорк посмотреть пьесу «Трассеры», написанную и исполненную ветеранами войны во Вьетнаме. Майкл счел пьесу просто замечательной. Следя за действием на сцене, Майкл иногда чувствовал, что Вьетнам совсем близко, и практически каждую минуту это чувство будило в его памяти события и ощущения того времени. Сам того не ожидая, он и плакал, и смеялся, не в силах контролировать нахлынувшие чувства, как тогда на скамейке в парке Брас Басах. (Джуди же сочла пьесу «Трассеры» этакой формой сентиментальной самопсихотерапии для актеров.) Несколько раз по ходу действия пьесы персонаж по имени Динки Дау направлял ствол М-16 прямо в голову Майклу. Самого Майкла, сидевшего в восьмом ряду, Динки Дау наверняка не видел, да и винтовка не была заряжена, но всякий раз, когда дуло смотрело в его сторону, Майкл ощущал головокружение и слабость. Он беспомощно сознавал, что невольно изо всех сил вжимается в спинку кресла, вцепляясь пальцами в подлокотники. Он очень надеялся, что в эти моменты не выглядит таким же испуганным, каким он себя ощущал.
Сейчас Бангкок разбудил в Майкле те же чувства, что и Динки Дау. На освящении Мемориала последние пятнадцать лет будто исчезли из его жизни. Он всегда оставался звенящим нервом, мальчишкой-солдатом, даже сейчас, укрывшимся за оболочкой симпатичного, участливого, благополучного доктора. В нем все кипело от того, что такой милый и удобный доктор Пул – всего лишь «строительные леса» вокруг оголенного нерва. Странно и неловко было ощущать себя этаким «невидимкой» исознавать, что никто даже не догадывается о твоем истинном «я». Майкл тогда пожалел, что Конор и Пумо не пошли с ними на «Трассеров».
Майкл и Конор миновали пыльную витрину, заваленную каркасами и муляжами согнутых в колене и похожих на ампутированные женских ножек.
–А знаешь,– заговорил Конор,– я скучаю по дому. Хочу съесть гамбургер. Хочу выпить пива, у которого вкус не такой, будто его сварили из того, что подмели на улице. Хочу по-человечески сходить в туалет: эта дрянь, что прописал мне врач, будто запечатала задницу, оставив только шов. И знаешь, что хуже всего? У меня зачесались руки – хочется снова нацепить пояс с инструментами. Хочется прийти с работы домой, привести себя в порядок и наведаться в свой старый добрый бар. А ты, Майки? Неужели не скучаешь по таким вот штуковинам?
–Не совсем так…– ответил Пул.
–И по работе не скучаешь?– Конор поднял брови.– Не скучаешь по тому, чтобы нацепить халат и этот, как его, стетоскоп и всякое такое? Сказать какому-нибудь ребятенку, мол, сейчас будет немножечко больно?
