Рука Чама застыла на его колене.
–Видать, история будь здоров, а?– сказал Конор.
Чам наклонился вперед к водителю и проговорил:
–Крэп кроп крэп кланг той.
–Крэп крэп крэп,– отозвался тот.
–Катой?– спросил Конор.– Эти парни меня уже достали.
–Кланг Той. Портовый район.
–Еще долго?
–Мы уже приехали,– ответил Чам.
Конор выбрался из такси где-то у черта на рогах. В нос ударил резкий, отдающий рыбой запах морской воды. В памяти всплыло жутковатое лицо призрака, прижавшееся к окну такси.
–Телефон!– заорал он.– Первый корпус! А?!
Чам потянул его за руку, прочь от открывшегося вдалеке вида реки, к бару под названием «Венера».
Они пили в «Венере», пили в «У Джимми», пили в клубе «Ханг»; они пили в безымянных забегаловках. Очнулся Конор в такси – от того, что прислонился к Чаму (или Чам – к нему?), когда машина повернула за угол. Он покосился на Чама, убирая его руку со своей ноги, и вновь увидел перед собой костлявое изнуренное лицо, заглядывающее в окно машины мертвыми глазами. Конор похолодел, будто стоял мокрый и голый на холодном ветру. Он закричал, и лицо, замерцав, растворилось в воздухе.
–Ничего, ничего,– проговорил Чам.
Они поднимались по ступеням лестничных пролетов, заходили в какие-то плохо освещенные помещения, пропахшие марихуаной, где в изголовьях пустых диванов лежали керамические подушки, а китайцы прерывали свою игру в маджонг на достаточно долгое рассматривание фотографии Андерхилла. В самом первом заведении они хмурились и качали головами, во втором нахмурились и покачали головами, а в третьем нахмурились и кивнули.
–Здесь его знали?– спросил Конор.
–Его отсюда вышвыривали,– ответил Чам.
Затем Конор обнаружил, что сидит в вестибюле отеля за накрытым льняной скатертью столом. Далеко-далеко от него за стойкой регистрации читал книгу в мягкой обложке молодой таиландец в синей куртке. Перед Конором курилась парком чашка кофе, он взял ее и отхлебнул чуть-чуть. За каждым столиком сидели парни и девушки, на диванах, расставленных кругом в вестибюле, тоже сидели девушки, скрестив ноги. Кофе обжег рот Конора.
–Он иногда заходит сюда,– сообщил Чам.– Все иногда заходят сюда.
Конор наклонился сделать еще глоточек кофе. Когда он поднял глаза, вестибюля уже не было, а он сидел на заднем сиденье такси, вцепившись в ручку двери.
–Твой друг был плохой, совсем плохой,– твердил Чам.– Его больше нигде не хотеть видеть. Он – что, совсем плохой или просто больной? Пожалуйста, расскажи мне. Я хочу знать об этом человеке.
–Он был охренительно классным парнем, твою мать,– проговорил Конор. Тема «охренительной классности» Андерхилла сейчас казалась Конору невыразимо беспредельной, настолько беспредельной, что передать ее простыми словами было невозможно.
–Но он очень неумный.
–Ты тоже.
–Но я не извергаю содержимое моего желудка в общественных местах. Я не вызываю у окружающих ужаса и отчаяния. Я не угрожаю и не оскорбляю тех, кто иметь хоть какая-то власть надо мной.
–Ну да, звучит очень похоже на Андерхилла,– пробормотал Конор и заснул.
В краткое мгновение сна ему привиделось лицо призрака, прильнувшее к окну машины, и, вздрогнув, он проснулся с твердой уверенностью, что лицо принадлежало Андерхиллу. Придя в себя, Конор обнаружил, что он один на заднем сиденье машины.
–Чего?– разлепил он губы.
–Крэп кроп кроп кроп,– с этими словами водитель развернулся к нему и протянул сложенный листок бумаги.
–А где все?
Смутно соображая, Конор взял записку и посмотрел в окно. Такси остановилось в довольно широком переулке между высоким бетонным, похожим на многоэтажный гараж, зданием и одноэтажным, тоже бетонным, строением без окон. Натриевая лампа заливала стены и асфальт переулка резким желтым светом.
–А мы где?
Водитель запиской показал Конору на его ногу. Конор растерянно проследил за направлением жеста и увидел свой пенис – в темноте салона такси белый, как макрель, лежащий на его правом бедре. Он подался телом вперед, чтобы укрыться от глаз водителя, и спрятал хозяйство в джинсы. Сердце бешено колотилось, и болела голова. Все это больше не имело смысла. Наконец он взял у водителя записку, развернул ее и увидел несколько строк, словно черных паутинок: «Ты выпил слишком много. Твой друг может оказаться здесь. Если пойдешь, будь осторожен. Водителю хорошо заплачено». Внизу листка значился номер телефона. Конор скомкал записку и вылез из машины.
Водитель объехал его, включив фары. Конор бросил под ноги записку и пнул ее в сторону. Откуда ни возьмись полдюжины мужчин в облегающих тайских костюмах появились перед одноэтажным бетонным строением и медленно дрейфовали к нему через переулок. Конор почувствовал, что надо бежать: эти неулыбчивые люди напоминали ему стаю гладких акул. Однако ноги едва держали его в вертикальном положении. Фары объезжавшего такси ослепили его. А еще очень хотелось выпить.
–Зайдете?– подошедший ближе остальных таиландец улыбался, как труп, подготовленный работником бюро ритуальных услуг.– Чам говорил с нами. Мы вас ждали.
–Чам мне никакой не друг,– сказал Конор. Все замахали ему руками в сторону двери здания без окон.– Да не пойду я никуда. Что у тебя там, кстати?
–Секс-шоу,– ответил Мертвая Голова.
–О, черт,– пробормотал Конор, позволяя им подтолкнуть себя к двери.– И только-то?
Внутри он заплатил за вход триста батов женщине в темных очках и серьгах в форме бутылочек кока-колы с женской грудью.
–Какие милые сережки,– сказал он ей.– Знаешь Тима Андерхилла?
–Еще не приходил,– ответила женщина. Бутылочки кока-колы с грудями раскачивались, как висельники.
Конор проследовал за одним из мужчин по длинному темному коридору в большую комнату с низким потолком и стенами, выкрашенными в черный цвет. Над рядами складных стульев горели красные лампы, и красные же прожекторы подсвечивали две сцены, одна из которых располагалась прямо перед стульями, а вторая – рядом с переполненным баром. На каждой сцене танцевала обнаженная девушка, вскидывая длинные волосы и щелкая пальцами. У девиц были некрепкие болтающиеся груди, узкие бедра и волосы на лобке, похожие на маленькие черные бейджики. В красном освещении их губы казались черными. Большинство клиентов на стульях и стоявших в баре были местными, но в толпе проглядывались несколько пьяных белых мужчин, таких как он, и даже белые пары в американской одежде. Едва Конор наполовину сел, наполовину упал на пустой стул в задних рядах, как рядом материализовалась полуголая девица, которой он заказал пиво стоимостью в сто батов.
«Этот ублюдок вытянул мой член из штанов,– размышлял Конор.– Может, мне еще повезло, что он не отрезал его к черту и не унес домой в бутылке как сувенир». Конор выпил пиво, затем еще целую череду порций, пока девицы на сцене меняли лица и тела, короткие волосы на длинные, бейсбольные грудки на футбольные груди, пышные бедра на сухие, как у гончих собак. Они пускали дым и улыбались, как девушки на первом свидании. Конор решил, что эти девицы ему нравятся. Одна из них могла открывать бутылку с колой своим влагалищем – крышка отскакивала с громким пшиком и эхом. Выражение лица этой девушки, с высокими точеными скулами и сверкающими узкими, как бы прорезанными, глазами, было странно суровым и мечтательным. Откупорив бутылки, она села, прислонившись задом к стене сцены, подняла стройные ноги и влила в себя газировку. Когда она встала, жидкость с шипением вылилась обратно в бутылку. Насколько Конор знал, ни одна девица из «Донована» не могла бы проделать этот трюк.
