Пул последовал за своим рогатым монстром к выходу и, надавив ладонью на дверь, очень медленно открыл ее. К своему удивлению, он обнаружил, что прямо от двери начиналась галечная дорожка, идущая мимо высоких лантерн и сада у бассейна к ряду спускающихся к реке террас со столиками, освещенными свечами.
За террасами мерцала река, отражая огни ресторана на противоположном берегу и бортовые огни различных маломерных судов. Официанты и официантки в форме обслуживали людей, евших и пивших за столиками. Этот вид настолько отличался от той убогой картины, которую ожидал увидеть Пул, что ему потребовалось несколько мгновений, чтобы отыскать глазами высокую фигуру Андерхилла, начавшего спускаться на нижние террасы.
Только сейчас до сознания Пула дошло, что справа от него ресторан с освещенными желтым окнами.
Тим Андерхилл направлялся к одному из немногих свободных столиков, оставшихся на длинной плоской террасе прямо над рекой. Он сел и стал озираться в поисках официанта. К нижним террасам по не видимой отсюда дорожке, что шла вдоль бассейна, приближалась горстка посетителей. К столику Андерхилла подошел молодой официант, и Тим, должно быть, заказал выпивку: втечение этих нескольких секунд Андерхилл улыбался юноше и говорил, накрыв его ладонь своею, и тот улыбнулся в ответ и сказал что-то веселое.
Священный монстр вспыхнул и стал ссыхаться. Если Андерхилл не уговорился с кем-нибудь встретиться здесь, значит, просто пришел сюда выпить в приятной обстановке и пофлиртовать с юнцами-официантами. Как только официант отошел, Тим достал из кармана полосатого пиджака книгу в мягкой обложке, развернулся вместе со стулом лицом к реке, облокотился на стол и стал читать с видом привычной сосредоточенности.
Здесь, близ реки, не ощущалось той тошнотной растительной вони, которую Пул уловил в конце цветочного рынка. На этом участке пахло только рекой – запахом и одновременно бодряще свежим, и ностальгическим, будившим ассоциацию с движением и напомнившим Пулу о том, что он скоро вернется домой.
Молодому администратору Пул сообщил, что желает просто выпить на террасе, и тот махнул ему рукой в сторону освещенных факелами ступеней. Пул спустился на нижнюю террасу и проскользнул на место за последним в ряду столиком. В трех столах от него, скрестив вытянутые ноги, сидел лицом к реке Тим Андерхилл, время от времени поглядывая поверх книги на воду. Здесь запах реки нес в себе отчетливо ощутимые нотки ила и чего-то почти пряного. Вода ритмично плюхала о причалы. Андерхилл удовлетворенно вздохнул, отпил из бокала и вновь погрузился в чтение. Со своего места Пулу удалось разглядеть, что Тим читал роман Рэймонда Чандлера.
Майкл заказал белого вина у того же официанта, с которым флиртовал Андерхилл. За столиками вокруг вспыхивали, оживленно текли или угасали разговоры. Небольшой белый катер периодически переправлял гостей с причала под террасой в ресторан на острове посреди реки. Через определенные промежутки времени, неся огни на носу и корме, скользили по черной воде деревянные посудины причудливой формы, похожие на лодки из сказочных снов: сдраконьими шеями, круглыми раздутыми животами и птичьими клювами, длинные плавучие дома, на палубах которых сушилось развешенное белье, а детишки с серьезными лицами смотрели на Пула, не видя его.
Вечер сгущал темноту, и голоса за другими столиками становились громче.
Когда Пул увидел, что Андерхилл заказал молодому официанту еще один напиток, вновь положив руку на рукав юноши и проговорив что-то вызвавшее у того улыбку, он достал ручку и написал на своей салфетке для коктейля: «Не вы ли тот самый знаменитый рассказчик из Озон-Парка? Я за последним столиком справа от вас». Официантик шел вдоль ряда столиков, и Майкл, как и Андерхилл, поймал его за рукав и попросил:
–Будьте добры, передайте, пожалуйста, эту записку человеку, чей заказ только что приняли.
Юноша улыбнулся, истолковав эту просьбу по-своему, и, развернувшись, быстро двинулся вдоль ряда столиков назад. Подойдя к столику Андерхилла, он уронил салфетку, которую сложил пополам, рядом с локтем Тима.
–А?– Андерхилл поднял глаза от Рэймонда Чандлера.
Пул внимательно наблюдал за тем, как он кладет книгу вниз страницами на стол и берет салфетку. Первое мгновение лицо Андерхилла не выдало никакой реакции, кроме предельной сосредоточенности. Его внутреннее «я» вытянулось по стойке смирно. Сейчас он, наверное, более сконцентрирован, чем когда работал над своей книгой. Наконец Тим нахмурился, продолжая вглядываться в коротенькую записку,– нахмурился не от досады или неудовольствия, но от напряженного умственного усилия. Андерхилл смог удержать себя от того, чтобы тотчас не посмотреть направо, до тех пор, пока до конца не понял сути записки. И тогда его глаза быстро отыскали глаза Пула.
Андерхилл развернул боком свой стул и позволил медленной улыбке расползтись по его бороде.
–Леди Майкл, ты представить себе не можешь, как я рад видеть тебя,– проговорил он.– В первую секунду я было подумал, что «попал».
В первую секунду я было подумал, что «попал».
Когда Майкл Пул услышал эти слова, рогатое чудовище в теле Андерхилла ссохлось окончательно, рассыпалось в прах: Андерхилл настолько невиновен в убийствах Коко, насколько неповинен может быть любой человек, живущий в страхе стать следующей жертвой. Майкл вскочил на ноги прежде, чем осознал это, и устремился вперед мимо столиков, чтобы обнять друга под ярко горящим факелом.
22.Виктор Спитальны
1
Чуть ранее, чем за десять часов до встречи доктора Майкла Пула и Тима Андерхилла на прибрежной террасе ресторана отеля «Восточный», Тина Пумо проснулся в состоянии странной неопределенности и смятения. Сегодня ему предстояло сделать за один день больше, чем пришло бы в голову запланировать любому здравомыслящему человеку. А предстояли встречи не только с Молли Уитт и Лоури Хэпгудом, его архитекторами, и Дэвидом Диксоном, его адвокатом, вместе с которым он надеялся придумать надежный способ получения документов о натурализации Виня; сразу после обеда ему с Диксоном предстояло отправиться в его банк и договориться о кредите для покрытия оставшейся части расходов на строительство. Инспектор Департамента здравоохранения сообщил Пумо о намерении «произвести рекогносцировку примерно через шестнадцать сотен часов» сцелью убедиться в том, что проблема с насекомыми наконец-то «решена до предельно допустимого уровня». Инспектор – ветеран Вьетнама со Среднего Запада – разговаривал на смеси военного жаргона, жаргона яппи и устаревшего сленга: речь его могла звучать попеременно либо абсурдно, либо угрожающе. После этих встреч – все они были когда затратными, когда разочаровывающими, а когда и пугающими – Тине пришлось съездить на окраину Чайна-тауна к своему поставщику оборудования, чтобы подобрать замену десяткам кастрюль, сковородок и столовых приборов, которые странным образом потерялись за время реконструкции. Порой ему казалось, что на своих местах остались только самые большие сковороды и чаны.
Открытие «Сайгона» планировалось через три недели, и во многих отношениях способность Пумо уложиться в этот срок будет зависеть от банкиров. Ресторану предстояло работать на мощности, близкой к максимальной, не один день, прежде чем он вновь начнет приносить доход. Для Пумо ресторан был родным домом, женой и ребенком, но для банкиров – сомнительной эффективности механизмом для превращения стряпни в деньги. Все это вынуждало Пумо спешить, испытывать тревогу и напряжение, но именно присутствие Мэгги Ла, сейчас спокойно спящей на другой половине его кровати, несло главную ответственность за его чувство неуверенности.
