–Вы, похоже, нервничаете,– заметил Люн.– Впрочем, есть от чего. Все эти ножи, перечисленные здесь, обойдутся вам в сто пятьдесят – сто шестьдесят долларов. А может и больше, в зависимости от того, что у меня сейчас на складе.
«Ну и ладно»,– подумал Пумо. Теперь понятно. Люн, видимо, хотел покуражиться над ним. А может даже наказывал его за то, что однажды привез Мэгги Ла сюда – в тот раз Тина услышал, как Люн называет его ло фангом. Что это означает, он не знал, но не сомневался: что-то весьма близкое к «старику-иностранцу».
Пумо подошел взглянуть в закопченное окошко Люна. Просматривался весь холодный переулок до яркого пятна в самом конце – места пересечения с улицей, заполненной движущимся потоком машин. Окно – даже не из стекла, а из какого-то неравномерно прозрачного листа пластика,– местами потемнело от старости. Из-за этого одна сторона переулка виделась лишь буроватым пятном, будто мазком кисти.
–Давайте поговорим о чугунных сковородах,– сказал Пумо и уже было собрался повернуться взглянуть на выражение лица Люна, когда тот потянулся за своими верными счетами, но в этот момент Тина обратил внимание на маленькое черное пятнышко, приближающееся по стороне переулка, скрытой за «мазком» на стекле. Тотчас он ощутил в себе два абсолютно противоположных чувства: прилив облегчения от того, что Мэгги узнала от Виня, где он, чтобы снова быть рядом, и уравновешивающее первое – чувство острого раздражения тем, что что бы он ни говорил или ни делал, от Мэгги ему не избавиться.
Когда Люн увидит Мэгги, не исключено, что цены его подскочат еще на пять процентов.
–Никаких проблем,– отозвался Люн.– Хотите поговорить о сковородах – давайте о сковородах.– Не дождавшись ответа Пумо, он спросил:– Мое окно вы тоже хотите прикупить?
Пятно за окном прекратило движение, и его очертания вкупе с осанкой подсказали Пумо, что это все же не Мэгги Ла. В переулке стоял мужчина. Вот его силуэт начал перемещаться в обратном направлении таким образом, что напомнил Пумо гигантского таракана, ныряющего под плиту.
–Минутку, Арнольд,– попросил Тина и бросил на оптовика задабривающий взгляд, натолкнувшийся на непримиримое китайское безразличие. Вот тебе и старые клиенты. Бизнес есть бизнес.
–Что касается чугунных сковород,– сказал Люн.– Их сейчас найти очень непросто: производство сильно сократилось.
Тина снова повернулся к окну. Мужчина переместился ближе к середине переулка и очень медленно удалялся назад, к перекрестку.
–У вас никогда не возникало чувство, будто за вами следят?– спросил Пумо.
–Да постоянно,– ответил Люн.– У вас тоже, что ли?
Человек в переулке вышел на свет улицы.
–Ничего страшного, к этому привыкаешь,– сказал Люн.
Пумо увидел расплывчатое овальное пятно лица, копну волос, тощее тело, серенькую, невзрачную одежду. Он знает этого человека… или почудилось? И тут же память дала ему подсказку. На мгновение закружилась голова. Он развернулся к Люну и сказал:
–Знаете что: просто доставьте заказ и пришлите мне счет.
Люн пожал плечами.
Человеком в переулке был Виктор Спитальны, и Пумо окончательно убедился: ощущение слежки не обмануло его. Вероятно, Спитальны уже не один день следил за ним. Он даже крутился возле ресторана, где его видел Винь.
–Возможно, мне удастся выбить для вас небольшую скидку на чугунные сковороды,– сказал Люн.
Как правило, в такие моменты Пумо начинал переговоры, и Люн ждал этого, однако вместо этого Тина застегнул пальто, пробормотал извинения изумленному оптовику и поспешно оставил офис. Через несколько мгновений алюминиевая дверь склада громко хлопнула за спиной – Пумо вышел на холод.
Он успел заметить невысокого темноволосого мужчину, скользнувшего в конце переулка за угол. Пумо заставил себя не бежать, а идти умеренным шагом к пересечению с улицей: Спитальны как будто не понял, что его заметили, и Пумо не хотел спугнуть его. И прежде всего, необходимо убедиться, что человек, наблюдавший за ним, действительно Виктор Спитальны, ведь лица он толком не рассмотрел. С отвращением Пумо осознал, что и в квартиру его вломился Спитальны.
Спитальны едва не поймал его в ловушку в библиотеке. И будет выслеживать его, идти по пятам, пока не убьет. Спитальны убил Денглера или, в лучшем случае, бросил его умирать, а сейчас начал охоту по всему миру.
Пумо дошагал до конца переулка, повернул за угол и пошел навстречу крепкому промозглому ветру в направлении, в котором скрылся Спитальны. Само собой разумеется, того и след простыл. Мир вдруг показался Пумо тесным и темным. Спитальны не умер, его не сгубили болезнь или наркотики, ничто его не исправило, нормальным парнем он не стал. Он просто оттягивал время, выжидая своего часа.
Все длинное пространство улицы и тротуара было почти пустым. Несколько китаянок шли к своим квартирам, далеко в конце квартала мужчина в длинном черном пальто поднялся по ступеням и вошел в здание. Пумо неторопливо шагал по стылой улице, косясь на дверь каждого магазина, со страхом думая, что там прячется его безумный враг.
Он дошел до конца квартала прежде, чем начал сомневаться в себе. Мгновенная уверенность, основанная на взгляде в засаленное окно, была для него сейчас единственным доказательством того, что Виктор Спитальны следит за ним. Трудно представить, чтобы такой болван, как Спитальны, догадался притвориться журналистом в комнате микрофильмов, и Мэгги, возможно, права, а испанское имя – просто совпадение. А часом ранее он мог бы поклясться, что видел гигантского таракана. Тина снова оглядел пустую улицу, и тело его начало расслабляться.
Он решил вернуться домой и еще раз позвонить Джуди Пул. Если она переговорила с Майклом, тот наверняка уже на пути в Штаты.
На Гранд-стрит Пумо вернулся сразу после половины шестого, когда рабочие складывали инструменты и загружали их в свои пикапы. Бригадир сообщил, что Винь ушел с полчаса назад: на время реконструкции его дочь гостила у еще одной из их родственниц, кузины, жившей на Кэнал-стрит. Сам Винь провел там половину ночи. После того как машины и пикапы рабочих покатили в сторону Западного Бродвея, Пумо внимательно оглядел улицу.
Гранд-стрит никогда не пустовала, и в этот час тротуары заполняли преуспевающие люди среднего возраста из Нью-Джерси или Лонг-Айленда, которым нравилось расставаться со своими деньгами в Сохо. Среди туристов шагали жители Гранд-стрит и Западного Бродвея, Спринг-стрит и Брум-стрит. Кое-кто из них приветливо махал Пумо, а он им – в ответ. Знакомый художник, поднимаясь по ступеням в «Ла Гамаль» выпить, помахал рукой и крикнул через дорогу, скоро ли он откроется.
–Через пару недель!– крикнул в ответ Пумо, молясь про себя, чтобы это было правдой.
Художник поднялся в «Ла Гамаль», а Пумо прошел в свой «Сайгон». Бар, в котором Гарри Биверс проторчал столько часов вместо того, чтобы отдать их Колдуэллу, Морану, Моррисси, теперь был расширен и украшен стойкой из панели орехового дерева, красивее которой Пумо в жизни не видел; за ним располагалась столовая, все еще пустая и необорудованная. В темноте Пумо пересек ее и вошел в кухню. Сюда питание уже подвели, и он зажег свет, затем опустился на четвереньки и заглянул поочередно под плиту, холодильник, за морозилки и стеллажи, после чего осмотрел едва ли не каждый квадратный дюйм пола. Ни одного насекомого он не увидел.
