–Митра,– произнес первый голос.– Митра – друг всякого скота, он убьет быка.
–Убьет ли он друга?– спросил второй.– Он не согласится.
Жар омывал Димитрия со всех сторон, пламя гудело совсем близко. Пахло серой и нефтью. По всему телу выступил пот, капли мгновенно высыхали, стягивая кожу. Он стоял перед лицом Солнца.
–Митра убьет быка,– произнес голос Солнца; мучительный жар как будто пульсировал вместе со словами.– Ибо таково мое веление, а он – воин и должен повиноваться… Где ворон?
–Здесь, оСолнце,– ответил Димитрий, стараясь не глотнуть воздух из печи.
–Ты должен доставить мое повеление Митре, на Землю под нами,– сказало Солнце.– Он должен убить быка, ибо без малой смерти не будет новой жизни. Отнесешь ли ты мое повеление?
–Да.
–Тогда, ворон, расправь крылья.
Пламя коснулось запястий, иДими почувствовал, что его руки свободны. Он поднял их над головой.
–Ворон, ты владыка вышнего воздуха. Крылья понесут тебя на Землю.
Пламя с шипением погасло. В лицо Дими ударил обжигающе холодный ветер.
Он двинул босой ногой и не ощутил пальцами ничего, кроме несущегося снизу воздуха. Тогда он раскинул руки и отдался воздушному потоку, не зная, как глубока бездна. Ветер оглушал, голова кружилась, холод был хуже жара, кожа пошла мурашками. Дими знал, что где-то наверху, в обычном мире, сейчас декабрь.
Ветер стих. Дими качнулся, не чувствуя своего тела. «Гермес, защитник ворона, помоги мне»,– взмолился он, однако за звоном в ушах различил лишь смех плутовского бога.
На плечо ему легла рука – сильная рука воина с мозолями от меча.
–Ворон, я вижу, ты спустился на луче самого Солнца; зачем ты явился ко мне?
На жуткое мгновение Дими ощутил слабость в коленях и подумал, что не сможет заговорить, однако в следующий миг силы вернулись.
–Ты Митра, и ты должен убить быка.
Рука крепко держала его за плечо.
–Кто так сказал? Посланец ли ты Аримана, желающего смерти быку?
–Я принес повеление Солнца,– ответил Димитрий.– Оно сказало, что быку до́лжно умереть.
–Да будет так,– проговорил Митра, и, хотя Дими хорошо знал легенду, его изумила горечь в словах Владыки.
Митра убрал руку с плеча Дими. Мгновение тот стоял, голый и одинокий, затем на плечи ему накинули одеяние, ноги вставили в обувь. С глаз сорвали повязку, и он заморгал в свете огня.
Он был в длинном сводчатом зале. В обоих концах зала горел огонь, вдоль стен тянулись колонны; между колоннами, будто за трапезой, возлежали на ложах посвященные.
Некоторые были в черных подпоясанных одеяниях и черных капюшонах из перьев, с клювами над глазами. Двое таких воронов стояли рядом сДимитрием. Они завязали на нем пояс и возложили ему на голову капюшон.
Человек в алом одеянии и фригийском колпаке – высший из посвященных, носящий звание отца,– положил руку на серп у себя за поясом и ударил посохом.
–Хайре, иерос коракс!– провозгласил отец всех собравшихся, и братья ответили хором: «Радуйся, священный ворон!» Вороны, стоящие рядом сДимитрием, отвели его к остальным, и началось следующее посвящение.
Димитрий завороженно разглядывал механизм: через отверстие в полу вдували сперва греческий огонь, затем холодный воздух. Помост, казавшийся таким невообразимо высоким, поднимался над полом всего на ладонь.
Двое желавших стать воронами не прошли испытания; один потерял равновесие при прохождении через воздух, другой лишился чувств перед лицом Солнца. Огонь потушили в тот миг, когда юноша начал на него падать. Обоих подняли и, не снимая с них повязок, без единого слова унесли двое посвященных третьего уровня, именуемых воинами. Через год, если пожелают, юноши смогут повторить попытку. Мистерии – для отважных.
Когда все, прошедшие испытание, заняли свои места, подали священную трапезу – мясо убитого быка, зажаренное на длинных кинжалах, и бычью кровь в кубках, а потом – крепкое красное вино.
То был день братства, день, когда Митра родился, чтобы принести всем людям новую жизнь: двадцать пятый день декабря, год от основания Города 1139-й.
Август, год от основания Города 1140-й, от Разделения 305-й.
Косьма Дука смотрел в потолок спальни. Глаза у него были тусклые, словно камешки, волосы свалялись, щеки запали, а на руках, сжимающих одеяло, сквозь кожу проступали жилы.
Это неправда, думал Димитрий, глядя на лежащего. Не может лев Митры быть таким, иАполлон бессмертен.
Однако подле Косьмы Дуки были врачи, и щупали его, и прислушивались к звукам его тела, и часами вглядывались в склянки с его телесными жидкостями, и все говорили, что конец близок. Димитрий думал, что если исцеление невозможно, то лучше бы врачи оказались правы, и ненавидел себя за эту мысль.
По углам комнаты день и ночь горели благовонные свечи, защищающие от сглаза; на дверях и окнах висели обереги, преграждая путь демонам-убийцам. Ифигения скупила у городских аптекарей весь запас аликорна, потратив на это целое состояние; во все, что Косьма ел, в каждый кубок его вина добавляли по щепотке. При том, как мало он ел, запаса должно было хватить лет на сто. Немудрено, что никто не видел живых единорогов, думал Дими, при такой-то цене на их рог в мире, где столько отравителей.
На прошлой неделе через Алезию проходил молодой человек, назвавшийся колдуном; он пообещал вылечить наместника, а за это потребовал золото и девицу-служанку для полуночного ритуала. Косьме лучше не стало. Легкая конница Карактака настигла колдуна и привезла обратно. Он все еще был забрызган девичьей кровью.
Всего месяц назад работники стеклили окна новой резиденции, Косьма со склона холма отдавал им указания. Димитрий, подходя, окликнул отца; тот повернулся… и осел на землю, преклоняя колени перед чем-то невидимым…
Думали, что это солнечный удар, что наместник перетрудился, что был одет слишком жарко для летнего дня. Однако Косьма не мог говорить. Очень скоро он перестал вставать, а затем и садиться. Теперь двигались только глаза, и когда Димитрий ловил на себе их взгляд, ему чудилась в них какая-то просьба.
Снаружи раздался истошный вопль. Дими выглянул в окно. Двое воинов волокли колдуна прочь от Тертуллиана, который стоял с раскаленным на огне кинжалом. Еще один человек никогда не станет византийским императором.
Выходя из комнаты, Димитрий чуть не столкнулся с матерью. С ней были его сестры. Зоя несла маленький тамбурин, Ливия – серебряный кимвал, иДими понял, что они пришли из храма Кибелы. Он надеялся, что они помянули душу служанки.
За дверью он сунул руку под рубаху, коснулся серебряного медальона, ощупью нашел ворона и кадуцей. Диск был холодным, словно обычный кусок металла. Говорят, Митра бессмертен и все его служители приобщаются к вечности. В декабре, средь огня и воздуха, казалось, что и впрямь есть нечто вечное; теперь наступил август с жаркой сыростью и запахами болезни, а если Косьма Дука умирает, то может умереть и любой другой бог.
