Капитан Гектор добавил:
–Вы понимаете, что «никто» вданном случае означает: ни слуга, разливающий вино, ни судомойка, ни даже вы?
–Капитан,– ответил Йохен Крониг полуоскорбленно, полувеличаво,– я швейцарец.
Старик в сером уселся подле огня в питейном зале. В руке у него была высокая кожаная кружка с элем. Помимо камина, помещение освещали лишь две свечи на столе. Старик запустил пальцы в правую глазницу, нагнулся и тихонько вздохнул. Пламя свечей отразилось от глазного яблока у него на ладони.
–Венецианское стекло?– спросил Грегор фон Байерн, разглядывая глаз.
Хивел Передир кивнул.
Грегор сказал:
–Мне казалось, будто он двигался вместе с живым.
–Вам и впрямь так казалось,– ответил Хивел, надевая кожаную повязку.– Симпатическая иллюзия. Без этого, полагаю, нельзя, но через несколько часов у меня начинает страшно болеть голова.
–Так, выходит, вы колдун.
–Да, выходит так.
Фон Байерн мгновение смотрел растерянно, затем указал на капитана Гектора, который, скрестив руки, стоял у стены:
–Хорошо, герр доктор… Передир. Я отозвался на просьбу капитана, которому требовался специалист по артиллерии, но, как я понимаю, опоздал. И вы auf’s Deutsch
[34] сказали мне положиться на вас и дождаться времени, когда мы сможем все обсудить. Так что мы обсуждаем?
–Возможно, артиллерию.
–Милан ведь уже не предполагает отправить капитана Гектора войной на Швейцарию?
–Никакого Милана больше нет, и он ничего предполагать не может,– ответил Хивел.– Есть только Византия.
Грегор сказал тихо:
–А предполагает ли Византия…
–Империя предполагает расширяться. Захватить весь мир просчитанными, осторожными шагами, ровно так, как она действовала в стране, которая прежде была Италией. Вы согласны принять это в качестве гипотезы?
–Да. Согласен.
–У меня есть основания полагать, что Империя намерена разрушить Британию. Разрушает ее сейчас. Вы знаете, что там была династическая война?
–Плантагенеты,– сказал Грегор.– Йорки и… и…
–Ланкастеры,– подсказал капитан.
–Да, Ланкастеры. Но война ведь закончилась, разве нет?
–Ланкастеры по большей части перебиты,– ответил Хивел,– но мира в стране нет. Полагаю, Империя пытается развязать новую гражданскую войну. Не завтра, но достаточно скоро, чтобы ткань страны не выдержала и лопнула. Трубы, набат… входит Византия торжествующая.– Он помолчал.– Она это очень хорошо умеет.
–Вы хотите ее остановить?– осторожно спросил Грегор. Он кончиком пальца потер оправу очков.– Вы очень сильный колдун?
–О, не настолько,– смиренно ответил Хивел.– Я кое-что знаю о том, как действует Империя. А капитан много знает о ее военном устройстве. Он сам был византийцем… не пугайтесь, герр доктор. Семью капитана перебили по указанию Империи, так что он больше не числит себя ее подданным. В отсутствие посторонних его настоящее имя Димитрий Дука.
Дими поднял голову:
–Хивел такое знает. Понятия не имею, каким образом он это узнаёт.
–А вы, герр доктор фон Байерн, немецкий артиллерист, и германские государства по-прежнему превосходят Византию в изготовлении пушек. Еще вы прекрасный математик и всовершенстве говорите по-английски.
У Грегора брови поползли вверх.
–Теперь понимаете, о чем я говорил?– Димитрий оттолкнулся от стены и подошел к камину.– Нетрудно догадаться, что я отправлюсь с вами,– сказал он Хивелу.– У меня не осталось наемников, и войны здесь больше нет. А раз вы сумели выведать мое имя, значит, пора его сменить и уехать в другое место. Однако для чего доктору включаться в подобное предприятие? Сражаться сИмперией – все равно что безоружными идти в наступление вверх по склону.
Хивел глянул на Грегора. Покатал в пальцах стеклянный глаз и спросил очень мягко:
–Seit wann ist die Blutnot bei Ihnen?
[35]
Грегор сказал:
–Я вампир уже восемь лет.
Димитрий резко повернулся. В камине зашипел пролитый эль.
Грегор сказал:
–Я думал, что хорошо это скрываю.
–Да,– сказал Хивел.– Белая одежда, чтобы замаскировать бледность, очки…
–Что это?– спросил Дими, и вголосе его послышались опасные ноты.
–Недуг,– ответил Хивел.– Как подагра, как сахарная болезнь.
–Или как проказа, которая заражает,– сказал Дими.– Враг моего врага не мой враг.
Он быстро забормотал по-гречески.
–Бычья кровь неприятна на вкус,– ответил Грегор на том же языке,– но я и впрямь ее пил. А равно и змеиную, хотя она омерзительна.
Было видно, что Дими напрягся всем телом.
Хивел сказал:
–Пожалуйста, герр доктор, продолжайте.
Фон Байерн сел за стол напротив Хивела иДими.
–Я преподавал вАлександрийском университете. Имперская чиновница, магистрат… она меня соблазнила. Или я позволил себя соблазнить. Или… Не так и много крови теряешь за раз, если только вампиром не овладевает желание упиться. И заражение не неизбежно. То же самое говорит молодой человек девушке, которую стремится обольстить, не правда ли? Крови и боли будет совсем не так много, как уверяют, и последствия не неизбежны. Пока однажды утром она не просыпается и не чувствует тошноту.– Он безрадостно улыбнулся.– Тошноту и тягу к диковинной еде… После этого я видел мою возлюбленную лишь однажды, на закрытом судебном заседании, на котором меня попросили покинуть Александрию.
–Вам не оставили выбора,– сказал Хивел.
–Оставили, ибо имперский суд справедлив. Ножи лежали наготове.
Димитрий сказал:
–И будь у вас хоть капля… чести, вы бы избрали их! Но вы ушли, чтобы разносить… заразу…
Грегор встал и уперся ладонями в стол.
–Не смейте впредь так со мной говорить,– ледяным тоном произнес он.– Вы не знаете, не можете знать, кто я и что я делал. Да, я убивал животных, которые не заражаются. И я пил человеческую кровь, потому что без хотя бы малой ее толики я лишусь рассудка и утрачу власть над собой. Однако я всегда добывал ее ножом или полой иглой, в чашу, никогда ногтями или зубами. Я Грегор, фахриттер фон Байерн, и я делал то, без чего нельзя обойтись, но я не заразил ни одного мужчину и ни одну женщину. Aber’s macht nichts, nicht wahr?
[36]Вы не понимаете. Вы не понимаете, каково это, ненавидеть себя за то, что вынужден делать, дабы остаться в живых. Ненавидеть себя за то, что не можешь в себе изменить.
