–В театрах много женщин, которым будет полезен… культурный обмен,– неуверенно произнесла я.– Они могут рассказать вам о том, как живется женщинам у них на родине, а женщины-управляющие расскажут им о том, как живут женщины вАмерике. Быть может, мы устроим женское чаепитие в рамках культурного обмена?..
Несомненно, в одном из этих слов содержался волшебный ключ, потому что женщина вдруг закивала и заулыбалась, приглашая меня в роскошный, аляповато оформленный кабинет. Розовые пушистые занавески соседствовали с гравюрами на африканские темы, а мавританские изразцы делили на стене место с расистскими карикатурами на индейцев, вырезанными из кукурузных початков.
–Прошу прощения за беспорядок. Все это нам пожертвовали, и мы понятия не имеем, как с ним быть. Да, кстати, меня зовут Сара. А это Огаста.– Сара указала на женщину, которая сидела за письменным столом и что-то оживленно строчила карандашом.
–Я Тесс.
–Вы правда не из Алжира?
–Я из Калифорнии.
–По-моему, это такое же дикое место. Расскажите Огасте о своих планах устроить чаепитие.
Пятнадцать минут спустя перед Огастой лежали две страницы, исписанные убористым почерком, аСара подсчитывала, сколько какой выпечки понадобится. Еще никто из участников выставки не устраивал мероприятий по культурному обмену, и им хотелось, чтобы «Женский центр» стал первым.
–«Женский центр» столкнулся с серьезными проблемами, распространяя билеты на свои мероприятия, но, полагаю, люди с готовностью отдадут деньги, чтобы посмотреть на совместную трапезу женщин со всех концов света в их причудливых национальных костюмах.– Сара задумалась.– К тому же вам не кажется, что чаепитие предоставит идеальную возможность познакомить этих дикарок с хорошими манерами?
Чем больше она говорила, тем сильнее у меня крепло ощущение, будто я съела целую ложку соли. Похоже, Сара хотела превратить чаепитие в выставку уродцев.
–Я против того, чтобы продавать билеты,– решительно заявила я.– Мне хотелось бы устроить что-нибудь закрытое, чтобы мы смогли лучше узнать друг друга.
Огаста озадаченно оторвалась от своих записей.
–Чем мы будем заниматься на вашем закрытом чаепитии? Многие женщины в«Мидуэе» даже не умеют говорить! Они общаются между собой нечленораздельными звуками и жестами.– Поморщившись, она изобразила, будто что-то хватает.– Но как развлекательное представление это будет очень даже здорово. Первобытные дикари пьют чай с пирожными.
Я встала, чувствуя, как у меня пылают щеки. На языке висел миллион слов, жестоких, гневных и праведных. Я подумала, как было бы легко пронзить этим женщинам сердца ножом для бумаги со стола Огасты и свалить это на какого-нибудь мужчину. Однако я не сделала ничего подобного. Тщательно откашлявшись, я ничего не сказала. Выходя из кабинета, не хлопнула дверью. Асиль была права: далеко не все женщины наши союзники.
Пообедав сосиской в тесте, я быстро обошла вокруг искусственной лагуны перед «Женским центром». В ней сновали лодки, перевозившие посетителей на искусственный островок с гостеприимными деревьями и стоящими под их сенью скамейками. Аллеи Белого города были широкими, чистыми, и казалось, что все павильоны отданы механическим устройствам и изобретениям, призванным сделать нас богаче. Ничто не могло так резко контрастировать с улицами «Мидуэя», заполненными разноязычными толпами, где торговали безделушками и дешевым развлечением. Если Белый город олицетворял тот мир, каким американцы хотели его видеть, «Мидуэй», наверное, был реальностью, которую они не могли принять.
* * *
Асиль почти закончила текст песенки. Слова, положенные на мелодию Сола, не имели ничего общего с пошленькими куплетами, которые исполнялись в«Персидском дворце». Асиль представила первый куплет и припев маленькой аудитории, Салина танцевала под аккомпанемент пианино и барабанов. Получилась довольно веселая какофония:
Пока девушки танцуют,
Песенку для вас спою я
Про парнишку строгих правил.
Клялся парень, что не сделал
Ничего дурного.
Жаль, что так и не сыскалось
Для него красотки.
В городе. Один. Вот жалость!
Бедный, бедный парень!
Не видал он улиц Каира,
«Мидуэю» всегда был не рад.
И остался без хучи-кучи.
Несчастливый парень из села!
Я хлопала до тех пор, пока у меня не заболели ладони, аСофа испустила восторженный вопль. Она закончила свою статью про danse du ventre и принесла ее, чтобы прочитать нам сАсиль. Газета «Нью-Йорк уорлд» изъявила желание опубликовать статью, иСофа была в восторге от того, что ее работа появится на тех же страницах, на которых печатались репортажи Нелли Блай
[39].
Через несколько минут Асиль присоединилась к нам в гримерке, безмерно довольная своим творением.
–Ну, что вы думаете?
–Мне песня понравилась, но…– Софа озабоченно нахмурилась.– В общем, обязательно нужно было говорить «хучи-кучи»? Ведь танец называется не так.
–Но и не danse du ventre, милочка. Это просто французское выражение для танца живота.
–Если вас интересует мое мнение,– вмешалась я,– по-моему, это просто превосходно.
Асиль рассмеялась, аСофа подняла руки вверх, признавая свое поражение.
–Ну хорошо, хорошо. Называйте это как хотите.– Затем лицо у нее снова зажглось.– Девочки, вы сегодня вечером придете на спиритический сеанс? Вам нужно быть у меня в салоне самое позднее в половине двенадцатого, потому что она придет ровно в полночь.
–Что? Кто?– Я вспомнила, что Софа упоминала про какую-то встречу сегодня вечером, но, судя по всему, речь шла о чем-то более серьезном, чем простая встреча.
–Мы вызовем Богиню!– сказала Софа.
–Ты ведь понимаешь? Богиню!– улыбнувшись, подмигнула мне Асиль.
Я ничего не понимала, но, черт возьми, не собиралась это пропустить.
Когда я вечером пришла кСофе, дверь открыла женщина, которую я никогда до этого не видела. Жестом попросив не шуметь, она провела меня в прихожую. Из гостиной доносились невнятные голоса Софы и других женщин. Встречающая протянула мне льняной балахон цвета слоновой кости.
–Переоденьтесь в него,– шепотом распорядилась она.– Он будет нужен для встречи сБогиней.
Теперь я разглядела, что прихожая была заполнена аккуратными свертками женской одежды, для каждой новоприбывшей, где сама одежда и корсет громоздились на паре тапочек. Похоже, народу собралось много – я насчитала тринадцать свертков, включая свой.
Когда я проскользнула в гостиную, в нос ударил запах пота и благовоний. Софа сидела в позе лотоса в середине комнаты, в окружении женщин, возлежащих на подушках. Одни положили головы на животы соседкам, другие оставались сзади, откинувшись спиной на стены. Все широко раздвинули ноги и крепко прижимали руками ткань, обтянувшую тазовую кость. Я испытала разочарование: уж очень это напоминало тантру
[40] Нью-эйдж
[41], но затем Софа заговорила, и японяла, что это кое-что другое.
