–Теперь я понимаю, почему Пенни свела счеты с жизнью.– Окунув палец в чашку, Софа вывела на столе пятиугольник остывающим напитком.– Есть вещи страшнее смерти. И их… много… Очень много.
Мне уже приходилось видеть Софу восторженной и завороженной, пьяной и разгневанной. Однако такой я ее еще никогда не видела. Все ее тело было искажено от ужаса, сосредоточенно на какой-то неясной опасности. Проблема заключалась в том, что в ближайшие месяцы ей не следовало ждать никакого облегчения. Угроза нового заточения в тюрьму оставалась очень серьезной. Наблюдая за тем, как Софа сбивчиво говорит сАсиль иМорехшин, я подумала, что психиатрическая лечебница подорвала ее самосознание. Она не сможет опереться на холодную отрешенность, подпитанную твердой уверенностью в правоте своего дела, которая помогла Эмме Гольдман не потерять рассудок в тюрьме. Софа черпала силы из ритуалов, восхвалявших любовь и общение с людьми. Она погибнет в этой битве, если мы будем вести ее здесь, на таких условиях.
Я ощутила во рту горечь желчи. Эта война – эта долбаная дуга истории – уже уничтожила много хороших женщин и стерла свидетельства их существования. Пенни, Беренис, Асиль или Софа – но законам Комстока суждено было просуществовать еще больше столетия. Этот бескорыстный адвокат, назвавший Софу нимфоманкой, удостоится статьи в«Википедии» как борец за гражданские свободы. Меня захлестнуло воспоминание: уменя на глазах девушка падает с большой высоты и разбивается насмерть. Все произошло настолько быстро, что я не успела выкрикнуть ее имя. И вся моя безрассудная храбрость была порождена этим мгновением, этой девушкой, покончившей с собой, которую я тщетно пыталась забыть изо дня в день. Были вещи, которых я не могла изменить, но было и то немногое, что я еще могла исправить.
–Софа, нам нужно увезти тебя отсюда. Ты провела несколько лет вРакму, изучая древние набатейские тексты о женской духовности, так?
Оторвав от стола взгляд своих все еще красных глаз, Софа слабо, гордо улыбнулась.
–Ну да.
–Сколько именно лет ты там пробыла?
–Почти шесть.
Облегченно вздохнув, я посмотрела на Морехшин. Та медленно кивнула. Сама не догадываясь об этом, Софа уже отбыла «четыре долгих года».
–Я немного говорю по-набатейски,– продолжала Софа,– хотя, наверное, глупо говорить, что человек владеет мертвым языком.
–Он не мертвый. По крайней мере, не там, куда мы отправимся. Есть безопасная гавань вНабатейском царстве, около двух тысяч лет назад, куда последователи Комстока не смогут добраться.
Широко раскрыв глаза, Софа снова залилась слезами. Однако теперь это уже не были судорожные, безнадежные рыдания. Казалось, она изгоняет дьяволов из своего тела. От их возвращения Софа оградилась, просыпав соль сквозь пальцы на свежие следы от ожогов на своих предплечьях.
Воспользовавшись организаторскими способностями, Асиль смогла как можно более скрытно переправить нас к черту из Америки. УСола были знакомые в пароходных компаниях, и он готов был оказать нам еще одну любезность – особенно после того, как Асиль согласилась заняться оформлением прав на песню, когда «Мидуэй» закроется в конце октября. Нам предстояло добраться на поезде до Нью-Йорка, затем приплыть на пароходе вЛиссабон, там сесть на другой корабль, следующий вТель-Авив. Недавно построенная железная дорога должна была доставить нас из Тель-Авива на восток, вРакму, находящийся на захваченных Османской империей территориях, в мое время известных как Иордания.
Процветающий город Ракму кишел учеными, путешественниками, рабочими и шпионами. Здесь находилась первая Машина из тех, чье обнаружение было задокументировано; ее величественные каменные сооружения насчитывали не меньше четырех тысяч лет. Укрытый горами, окруженный высокими обрывистыми скалами золотисто-розового цвета, город был защищен от нападений извне, но открыт для бесчисленных ручьев, несущих свежую горную воду.
За многие столетия инженерная мысль человека направила воду из диких потоков, бегущих по склонам гор, в сложную систему каналов, водопадов и бассейнов, которая орошала сады города, способствуя росту численности его населения. Здешняя архитектура гармонировала с мягким песчаником стен ущелий, окружающих долину; здания уходили вглубь скал, образуя обширные дворцы-пещеры. Величественные фасады вырезались прямо из камня. Многие поколения зодчих создали второй уровень улиц и тротуаров над дном ущелья, к которым вели ступени, петляющие среди остроконечных скал. Как следствие, создавалось впечатление, будто город заполнил ущелье и выплеснулся на его стены.
Попасть в это чудо архитектуры и искусства можно было только через узкий проход под названием Аль-Сик, петляющий среди плоских холмов, утыканных сторожевыми башнями. Ни одному захватчику еще никогда не удавалось ворваться вРакму.
На железнодорожном вокзале мы наняли носильщика, чтобы тот доставил в город наш скудный багаж. Когда мы проходили по Аль-Сику, полоски солнечного света озаряли изящные резные двери, окна и фасады, обозначавшие входы вПещеры архивов, новых и старых. Одни казались скромными и заброшенными, другие были увешаны флагами и охранялись вооруженными часовыми. Здесь было много запрещенного, официальных документов, государственных секретов и непереведенных трактатов на давным-давно забытых языках. В одних архивах содержались противоречивые воспоминания знаменитых путешественников, повествующих о сильно ветвящихся линиях времени, чьих зловещих дуг нам удалось избежать с огромным трудом. В других содержались такие эфемерные труды, как договоры о купле зерна и рабов, составленные две тысячи лет назад, или правила настольных игр семнадцатого столетия.
В рукописях древних набатейцев описывалось, как первые жители рыли кельи в каменных стенах, окружающих их укрытое от чужих глаз поселение,– и как они обнаружили, что любые символы, помещенные внутри них, остаются нетронутыми, вне зависимости от того, как изменялась история.
Налетали порывы ветра, разрушая Аль-Сик, один микрослой за другим. Рожденные из осадочных пород, скопившихся на дне Мирового океана, эти стены из песчаника восходили к ордовикскому периоду. Розовые скалы Ракму впервые увидели солнечный свет на побережье голого суперматерика Гондвана, медленно дрейфующего в районе Южного полюса. Хотя человечество обнаружило эту Машину первой, на настоящий момент она считалась самой молодой из известных. И только она породила вокруг себя россыпь архивных пещер. Остальные четыре Машины были на миллионы лет старше и заключены в каменные породы, которые образовались полмиллиарда лет назад, в кембрийский период, когда только появились первые многоклеточные формы жизни. Уникальность Ракму поднимала вопросы, не имеющие ответов. Была ли эта Машина более совершенной по сравнению с остальными? Нам достались в наследство технологии древних инженеров, способные создавать и программировать «червоточины»? Машины были созданы одной из ранних форм жизни, давным-давно исчезнувшей? Или это творение внеземных цивилизаций? А может быть, Машины – совершенно естественное явление, но только, чтобы его понять, потребуется еще два тысячелетия геонаучных исследований?
