Обняв подругу, я долго ее слушала. Мы говорили о том, что, когда умирает близкий, тебя как будто бросили, особенно если речь идет о матери.
–Мать – это первозданная сила, соединяющая человека с его прошлым,– сквозь слезы промолвила Анита.– Когда мать умирает, кажется, прошлое тоже умирает.
Близился рассвет, но мы продолжали устало шептаться. Я высказала мысль, что линия времени – это бесконечно повторяющийся цикл потерь, отделяющий человечество от себя самого, иАнита кивнула, утыкаясь влажным от слез лицом мне в плечо. Укутавшись в одеяло, взявшись за руки, мы наконец начали забываться сном.
–Анита, больше никогда так не делай, хорошо?
–Ты о чем?
–Не молчи, если у тебя случилось что-то важное. Ты моя лучшая подруга. Я не хочу быть героиней дурацкого кино, в котором «черная» девушка решает проблемы «белой» девушки, а заодно разгребает и свое собственное дерьмо.
–То есть ты хочешь сказать, что я должна делиться с тобой всеми своими проблемами, чтобы облегчить твое «белое» чувство вины?
Вот теперь она говорила как та Анита, которую я любила. Я сонно рассмеялась.
–Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду. Я здесь ради тебя. Я понимаю, что не смогу заменить тебе твою мать, но ты для меня родной человек.
–И ты для меня тоже родная, Тесс!
–Прости за то, что я застряла в своем собственном дерьме и не спросила раньше, как у тебя дела.
–И ты меня прости за то, что не рассказывала.– Анита крепко обняла меня, стирая этим столько боли, сколько опиум никогда бы не смог.
* * *
Мы сМорехшин вернулись вЧикаго в декабре. Был уже самый канун 1894года, Всемирная выставка завершилась, и теперь, когда «Алжирская деревня» закрылась, Асиль перебралась в комнаты, которые прежде занимала Софа. Она расстелила нам сМорехшин на полу. Мы рассказали ей про жертвоприношение Софы.
–Наверное, ей это понравилось. Она просто обожала взывать кБогине.– Асиль потупилась.– Мне ее очень не хватает.
–Софа тоже по тебе скучает. Извини, что все так получилось.
–Мы сделали то, что нужно было сделать. «Смерть» Софы возмутила людей, наглядно продемонстрировав всю гнусность Комстока. Вы видели карикатуру на то, как он исполняет хучи-кучи?
Достав номер «Сент-Луис пост диспатч», Асиль развернула газету на ковре, где на подушках сидели мы. Держа в руке лампу, чтобы было лучше видно, она показала большую заметку о борьбе Комстока с танцовщицами на Всемирной выставке. По-видимому, он попытался закрыть еще один театр вНью-Йорке и устроил пресс-конференцию, чтобы рассказать о своих усилиях. Чтобы наглядно продемонстрировать «ужасный танец», Комсток встал и выполнил несколько неуклюжих движений, позабавив присутствующих. Карикатурист тотчас же изобразил беднягу Комстока, в расстегнутой жилетке, раскрасневшегося, трясущего своим задом. Эта карикатура явилась более страшным ударом, чем двадцать дюймов газетной полосы с комментариями к статье. Комсток из борца за моральные устои превратился в недалекого ретрограда.
Это был значительный прогресс. Но, к сожалению, политикам не было никакого дела до того, что писали оКомстоке в газетах. У него по-прежнему оставались влиятельные сторонники, в том числе состоятельные жители Нью-Йорка, вливавшие деньги вКонгресс.
–Нам нужно организовать еще одну акцию против Комстока,– предложила я,– и более масштабную, чем предыдущая.
–По-моему, от этих акций не будет никакого толка,– скорчила гримасу Асиль.
–Но в прошлый раз у нас получилось просто замечательно! У меня есть кое-какие задумки…
–Нам необходимо сменить тактику. Если мы снова организуем какую-нибудь акцию, уже не на полях Экспо, мы выставим себя неразумными детьми. Никто не обратит на нас внимания.
Это стало болезненным уколом, особенно когда Морехшин согласно кивнула.
–Ну хорошо, Асиль, в таком случае что предлагаешь ты?
–Я начала думать об этом еще несколько месяцев назад, когда девицы из варьете украли наши танцы… и нашу песню.– Асиль потупилась на мгновение, и явспомнила ее бессильную ярость в тот вечер в«Персидском дворце».– Теперь, когда мы сСолом продаем ноты в магазине, она стала невероятно популярной. Что, если мы устроим какое-нибудь событие в честь хучи-кучи? Люди искренне ненавидят Комстока за то, что он ополчился против танцовщиц, исполняющих хучи-кучи. Это самая большая его ошибка. Можно будет устроить вНью-Йорке что-нибудь такое зрелищное, что даже богатые светские Асторы
[71] придут посмотреть. Комстоку придется что-то предпринимать против нас, и это выставит его просто одиозным.
–Он окажется в очень сложном положении,– кивнула Морехшин.– Он испортит себе репутацию, если попытается нас остановить, и тем более ее испортит, если ничего не сделает.
Представив себе протест хучи-кучи, я ощутила прилив такой радости, что это едва не прогнало прочь мою головную боль.
–Да!– воскликнула я, вскидывая вверх кулак, словно была на концерте.
* * *
Сол иАсиль назвали свое новое начинание «Независимой музыкальной компанией», сократив название на нотах до «Нез. музыка». Контора разместилась среди высоких кирпичных зданий на Уобаш-стрит в прибрежном районе, далеко к северу от нашего прежнего логова в«Мидуэе». За окнами грохотали трамваи, на театре по соседству красовалась огромная афиша, возвещающая: «Здесь выступают танцовщицы из “Мидуэя”». По утрам, когда улицы благоухали свежим хлебом и беконом, квартал производил весьма респектабельное впечатление. Но когда наступал вечер, зазывалы начинали предлагать десятицентовые билеты на представления, и улицы заполнялись молодыми парнями с сигарами, с пеной от пива на усах. От воды тянуло гниющим мясом. Вот когда становилось очевидно, что «Мидуэй» прочно обосновался вЧикаго. И все же город еще не стал для него родным домом. Пока нет.
Витрина «Независимой музыкальной компании» пестрела тщательно расставленными в алфавитном порядке на деревянных стеллажах нотами, с пометками «ПОПУЛЯРНЫЕ ПЕСНИ» и«КОМИЧЕСКИЕ КУПЛЕТЫ». Почти всю мраморную крышку прилавка занимал огромный кассовый аппарат с бронзовой фурнитурой, а на полках красовались самые разные товары: струны для скрипки, медиаторы для гитары, средство для полировки мебели, патентованные «Капли братьев Смит» от кашля для певцов. Уютное, хорошо освещенное заведение привлекало нескончаемый поток музыкантов и рекламных агентов. Однако сердце совместного начинания Асиль иСола находилось не здесь. Оно скрывалось в глубине зала, за дверью, которая вела в просторный склад. Предыдущие владельцы хранили здесь бочки со спиртными напитками, и вуглу оставалось несколько разбитых бочонков, источающих слабый аромат хереса. Но теперь одну половину помещения заняли печатный станок и кипы бумаги, а во второй разместилась столярная мастерская, где бывший барабанщик «Алжирского театра» мастерил скрипки. А винтовая лестница вела наверх, в контору, где за большим столом для совещаний в любимом кресле Сола восседала Асиль.
