– Это было таким уж идиотским предположением?
– Только если вы ничего не знали обо мне, – резко заметила она. – Вы действительно верили всем этим слухам?
– Нет, конечно, нет.
– Тогда почему вы предположили, что я была шлюхой?
Куин моргнул, страстно желая, чтобы разум опередил голос тела.
– Я никогда так не думал. Просто… пять лет немалый срок, Мэдди. – Он так давно мечтал заняться с ней любовью, а потом она так рассердила его… о Боже, он оказался идиотом.
Серые глаза долго изучали его лицо, а краска возбуждения медленно покидала ее щеки.
– Итак, вы решили, что поскольку моя репутация окончательно погублена, вы можете этим воспользоваться?
Куин придвинулся к ней, заметив, что, несмотря ни на что, она на мгновение опустила глаза ниже его талии.
– Черт, подождите минуту… разве вы попытались остановить что-то?.. Даже, думаю, наоборот.
– Что ж, – начала Мэдди, снова покраснев и запоздало прикрывая грудь руками, – я… просто немного забылась.
При этих словах его губы тронула улыбка.
– Прекратите ухмыляться!
– Похоже, теперь мы в западне.
– Ничего подобного. Принеси мне другое платье, и мы пойдем наверх, каждый в свою постель. И забудем об этом.
– В постель? Вместе? – предположил Куин, лаская кончиками пальцев её щеку.
На мгновение она закрыла глаза и доверчиво прижалась к нему.
– Знаешь, это не смешно.
Куин хмыкнул:
– Я знаю. Это, черт побери, трагедия. – И в какой-то момент он даже испытал огромную радость. Между ними существовала могучая связь, и он волновал ее так же, как и она его. И в какое-то мгновение он держал под контролем все, что касалось Мэдди. Все еще лаская ее щеку, Куин встал на колени и наклонился, чтобы поцеловать ее, в то же время вынимая из ее волос заколку, позволяя рыжеватым волосам рассыпаться по плечам. – Несмотря на свой чрезвычайно скучный ум, я тут пришел к другому решению.
Тонкие изящные пальцы нерешительно поднялись и коснулись мускулов его живота.
– И каково же оно?
Она все еще желала его, что бы ни говорил ее пробудившийся здравый смысл. Куин взглянул на ее лицо, на написанные на нем томление и страсть, которые не мог стереть даже новый приступ ее гнева. Ему было интересно, видела ли она отражение тех же чувств в его глазах.
– Выходи за меня замуж.
Ее глаза расширились от изумления.
– Что?
Он улыбнулся:
– Я сказал, выходите за меня…
– Зачем? – перебила Мэдди. – Теперь, когда я действительно окончательно погублена, почему бы не взять меня в любовницы, так чтобы вы смогли жениться на Элоизе Стоуксли, как намеревались?
– Не смешите меня. В Лэнгли я сказал, что сделаю все, чтобы вернуть вас в светское общество, Мэдди. Я, возможно, где-то споткнулся, но это не просто слова. Я действительно собираюсь это сделать.
– О, пожалуйста!
Мэдди встала и подобрала рубашку – единственную уцелевшую часть ее одежды. Вспоминая об их битве, Куин удивился, что не оставил синяков на ее теле. Боже правый, его бриджи все еще были завернуты вокруг одной щиколотки, и на нем по-прежнему были ботинки. У него и раньше были любовницы, но никогда, никогда он не терял контроля над собой.
– С нетерпением жду, когда вы «споткнетесь» в следующий раз, – продолжила она, натягивая тонкую рубашку через голову и поправляя безнадежно растрепанные волосы. – Что это будет? Вы поставите меня обнаженной посреди собрания в «Олмаксе»?
– Мэдди, – запротестовал Куин, натягивая бриджи, – я говорю серьезно. Утром я побеседую с его светлостью. И мы поженимся. Так скоро, как только я улажу все формальности.
– Нет, вы этого не сделаете. И мы не сделаем. Глупо просто так ломать жизни, Куин. – Мэдди колебалась, глядя на него. – Случилось это между нами или нет, три четверти Лондона думают, что это у меня уже было с кем-то. Ничего не изменилось.
Теперь он был оскорблен.
– Однако черт побери, случилось!
– Послушайте! – горячо продолжила она. – Мои шансы провести какого-то джентльмена, чтобы он счел меня достойной уважения и женился, равны нулю.
– Ничего подобного.
– Это так… и так было всегда. Я приехала сюда ради вашего дяди. И после того как мы появимся в «Олмаксе», я вернусь в Лэнгли. Я и не представляла себе ничего другого. Думаю, вы тоже.
Куин пристально смотрел на Мэдди, и праведное негодование боролось в нем с желанием вновь овладеть ею – прямо здесь, на полу. Он знал, что она была сообразительной, но не представлял, чтобы кто-нибудь столь пылкий и страстный… мог проявить такую мудрость. Слишком большую мудрость во вред себе. На благо ему.
– Но я… – Он вовремя остановился, прежде чем вымолвить: «я люблю вас». Если она считала его скучным тупицей и прежде, это признание лишь подтвердило бы его слабоумие.
Мэдди нагнулась, чтобы подобрать остатки своего очаровательного платья. С частями туалета в руках, она отперла дверь гостиной. На мгновение она прислонилась лбом к холодной гладкой поверхности дерева, затем снова повернулась к нему.
– Куин, женитесь на Элоизе. Делайте то, чего от вас ожидают. Я не нужна вам в вашей жизни.
Она молча выскользнула в холл, и минуту спустя послышались ее тихие шаги на лестнице, ведущей в ее комнату. Куин медленно продолжал одеваться, затем убрал с ковра остатки цветов, осколки стекла и подушки.
– Ты не права, – прошептал он, поднимая сломанную розу и вдыхая легкий аромат ее лепестков. – Ты даже не представляешь, как нужна мне в этой жизни.
– Рейф, думаю, вы просто это придумали.
Младший из братьев Бэнкрофт завершил грациозную серию поворотов вокруг огромного бального зала и окончил па возле Мэдди.
– Вовсе нет, – запротестовал он, его голос эхом отозвался в пустой с зеркалами комнате. – Это очень модно в Париже, и мне досконально известно, что леди Боуфорт любит Париж. Она наверняка закажет один или пару новых вальсов, и вам не захочется пропустить их, не так ли?
– В общем-то да, – вздохнула Мэдди.
– Трусиха, – насмешливо проговорил он.
Мэдди подпрыгнула, когда позади эхом отозвались шаги, но это была всего лишь герцогиня. Куин отсутствовал все утро, и ее мучила мысль, избегал ли он ее, или – еще хуже – отправился назначить дату свадьбы с Элоизой.
– Ваша светлость, – присела она в реверансе.
Леди Хайбэрроу кивнула Мэдди.
– Муж сегодня утром заседает в парламенте, – сообщила она и расположилась за фортепьяно. – А вам, кажется, не хватает музыки, чтобы заглушить ужасное топанье Рейфела.
