Глаза отворились, голова с львиной гривой волос поднялась. Взгляд немигающих глаз уперся вМакграта. Музыка стихла, и вбиблиотеке воцарилась тишина.
Старик печально улыбнулся, и все зловещее, что висело в воздухе между ними, разом исчезло: улыбка оказалась славной, доброй. Он кивнул в направлении стоявшего рядом стула. Макграт честно попытался улыбнуться в ответ и сел.
–Надеюсь, вы здесь не для того, чтобы нарушить мое уединение предложениями поиобрести какой-нибудь новый фармакологический продукт?
–Вы и есть доктор Лебраз?
–Да, некогда меня знали под этим именем.
–Вы должны мне помочь.
Лебраз посмотрел на него. Столько глубины было в словах, произнесенных Макгратом – глубже самой глубокой пещеры, да что там, глубже океана – что он сам мигом забыл об осторожности.
–Помочь вам?
–Да. Прошу вас. Я не в силах вынести этого. Я столько перенес за последние месяцы, столько всякого видел…
–Помочь? Вам?– повторил старик, и вего устах эти слова показались чужими, словно он произнес их на давным-давно забытом языке.– Я даже себе самому помочь не в состоянии, как же я помогу вам, молодой человек?
Макграт рассказал ему. Все, без утайки.
В какой-то момент в библиотеке появилось почерневшее существо, но Макграт не обращал внимания на его присутствие до тех пор, пока не закончил свой рассказ. А потом услышал его голос из-за спины.
–Вы редкий человек. На миллион живых людей не найдется и одного, кому довелось видеть рот Танатоса. А такого, кто ощутил перемещение души – и одного на сотню миллионов. И на памяти рода человеческого не было такого, чтобы измученный челочек верил в то, что это не сон.
Макграт оглянулся на существо. Оно проковыляло по комнате и остановилось за спинкой кресла, в котором сидел старик, не прикасаясь к нему. Старик вздохнул и закрыл глаза.
–Это был Жозеф Лебраз,– продолжало существо.– Человек, который жил, трудился и заботился о близких, будь то мужчины или женщины. Он спасал жизни, и он женился по любви, и он прикладывал все силы к тому, чтобы мир после его смерти стал хоть немного лучше. И жена его умерла, и он погрузился в пучины отчаяния, подобного которому не испытывал ни один смертный. Как-то ночью он проснулся, ощущая озноб, но он не видел рта Танатоса. И он так тосковал по своей жене, что готов был покончить с жизнью.
Макграт слушал молча. Он не имел ни малейшего представления о том, что все это значило, чем может помочь ему история жизни этой одинокой фигуры в длинном халате. Но он терпеливо слушал, ибо понимал: если ему не найдется помощи и вэтом доме, ему остается только купить пистолет и рассеять этот серый туман, в который превратилась теперь его жизнь.
Лебраз поднял голову, сделал глубокий вдох и повернулся кМакграту.
–Я обратился к машине,– сказал он.– Я доверился электросхеме и чипам. Мне было холодно, и яне мог сдержать слез. Я так тосковал по ней; это было невыносимо.
Существо обошло кресло и остановилось перед Макгратом.
–Он вернул ее сТой Стороны.
Макграт потрясенно уставился на нее. Он понял.
В библиотеке воцарилась тишина, оглушительная как самый громкий оркестр. Макграт попытался вмтать со стула, но не смог пошевелиться. Существо смотрело на него одним ясно-голубым и другим молочно-белым глазами.
–Он лишил ее положенного покоя. Теперь она должна жить вот так, вполжизни. А это Жозеф Лебраз, и он не в силах вынести своей вины.
Старик плакал. Макграт решил, что с него слез довольно: еще одна слеза, пролитая во всем мире – и он пойдет за пистолетом.
–Вы поняли?– тихо произнес старик.
Макграт развел руками.
–Рот… Ветер…
–Функция сновидений,– произнесло существо,– заключается в том, чтобы мы могли жить дальше. В том, чтобы очистить разум от того, что лишает нас сил. Воспоминания – это то, что досталось нам в наследство; те, кто ушел от нас, оставляют с нами часть себя. Но это лишает их целостности, и части эти, плача, умоляют нас вернуть их тем, кому они принадлежали. Вы видели рот Танатоса, вы ощущали, как покидают вас те, кого вы любили. Это должно было освободить вас.
Макграт медленно, очень медленно кивнул.
–Нет, это не освободило меня. Это поработило. Это не перестает мучить. Нет, точно нет. И это невыносимо.
–Значит, вы еще не поняли. Так ведь?
Обугленной клешней, которая когда-то была рукой существо дотронулось до впалой щеки старика. Тот попытался ответить нежным взглядом, но голова его отказывалась повернуться.
–Вам необходимо выпустить на волю все без остатка,– сказал Лебраз.– Это единственный ответ. Отпустите их… отпустите их всех. Верните им то, чего недостает им там, СТой Стороны, и пусть они обретут покой, который они, клянусь всем, что есть доброго, заслужили.
–Дайте рту открыться,– продолжало за него существо. Мы здесь не в состоянии выносить этого. Пусть ветер их душ выйдет наружу, и тогда пустота станет облегчением,– оно помолчало.– Или давайте я расскажу, каково там, По Ту Сторону. Как знать, может, это поможет.
Макграт ощупал бок рукой. Болело там страшно, словно в этом месте рвались сквозь запертую дверь легионы душ.
Он вспомнил все события последних дней в обратном порядке – словно шел во сне.
–Я его не вижу.
В доме, похожем на ранчо, он задержался, помогая Анне Пиккет всем, чем мог. Она отвезла его обратно в город, и он забрал свою машину со стоянки перед офисом на Пико. В бардачок он бросил три парковочных талона. Что ж, кто-то заработал на жизнь. Он вернулся домой, разделся и принял душ. Он лежал, обнаженный, на кровати, где все началось, и пытался уснуть. Ему снились сны. Он видел улыбающиеся лица, детей, которых знал когда-то. Ему снились человеческое тепло и руки, которые его обнимали.
И где-то в глубине этой долгой ночи подул ветер.
Но он этого не заметил.
И когда он проснулся, в мире сделалось прохладнее, в первый раз за долгое, долгое время, и когда он еще раз заплакал по всем, ему, наконец, удалось по меньшей мере попрощаться с ними.
VIII
Технология рококо
«Есть писатели, которым нравится называться авторами научной фантастики. Они вправе называть себя и свои работы как им заблагорассудится. По той же логике позвольте и мне называть то, что я пишу, по моему выбору, и я называю это историями Харлана Эллисона».
Рик Уаймен и Боб Хэллоран: «Интервью с Харланом Эллисоном» (Starwind, осень 1977).
Называйте это как угодно: жанровая проза, футуристическая проза, научная фантастика. До тех пор, пока вы игнорируете оскорбительный неологизм «Сай-Фай», который смешивают с грязью все, кто хотя бы в малой степени претендует на образованность, вы в безопасности.
