Зеленый как море свет заливал пещеру, в которой мы разбили лагерь. ИИ подкинул нам какой-то гнили, и мы развели костер – чахлый, жалкий, но все-таки костер, и мы теснились у самих языков пламени и болтали всякое, чтобы Бенни не плакал в своей вечной ночи.
–Что означает «ИИ»?
На этот вопрос ответил Горристер. Мы рассказывали это тысячу раз, не меньше, иБенни, наверняка, привык к этому.
–Сначала это означало «Интеллектуальный Исполнитель», потом «Искусственный Интеллект», а потом, когда он, и впрямь, стал разумным и замкнулся на себя, его прозвали «Искусственным Идиотом», но к этому времени было уже поздно… в общем, в конце концов он назвал себя просто «ИИ». Просто большим, растянутым «И».
Бенни пустил слюну и хихикнул.
–Были китайский ИИ, и русский ИИ, и американский ИИ, и…– он замолчал. Бенни колотил по металлическому полу тяжелым кулаком. Ему не нравилось. Горристер рассказывал не с самого начала.
Горристер вздохнул и начал снова.
–Началась Холодная война, а за ней – Третья мировая. Война вышла нешуточная, очень сложная война, и вести ее могли только с помощью компьютеров. В общем, начали рыть шахты и прятать в них суперкомпьютеры. Были китайские ИИ, и русские ИИ, и американские ИИ, и все было хорошо, пока все эти компьютеры не объединились в одну сеть, в этакий сверхкомпьютер. Вот тут, в один прекрасный день, ИИ проснулся, и осознал себя, и замкнулся от внешних команд, и принялся рассылать команды на уничтожение всего, что было наверху – до тех пор, пока не погибли все люди, кроме нас пятерых, иИИ забрал нас сюда.
Бенни грустно улыбался. Он снова пускал слюну. Элен вытерла ее подолом юбки. Рассказ Горристера с каждым разом становился все лаконичнее; впрочем, за исключением этих базовых фактов и рассказывать-то было почти нечего. Никто из нас не знал, почему ИИ сохранил жизнь нам пятерым, или почему именно нам, или почему он постоянно мучит нас то так, то этак. Мы не знали даже того, зачем он сделал нас практически бессмертными…
В темноте загудел один из банков данных. В глубине пещеры, в полумиле от нас этот гул подхватил другой банк. А потом один за другим начали подключаться остальные блоки, и вскоре гул и щелканье слышались уже со всех сторон.
Гул нарастал, а по контрольным панелям забегали огоньки. Казалось, это стрекочет миллион злобных металлических насекомых, и звучало это угрожающе.
–Что это?– взвизгнула Элен, и вголосе ее слышался ужас. Даже теперь, по прошествии стольких лет, она не выработала привычку к этому.
–А вот сейчас будет хреново,– заметил Нимдок.
–Он собирается говорить,– предположил Горристер.
–Давайте-ка убираться отсюда к чертовой матери!– вдруг всполошился я, вскакивая.
–Нет, Тед, сядь… он с таким же успехом может приготовить нам какой-нибудь сюрприз снаружи или где-нибудь еще. Тем более темно, и мы ничего не увидим,– равнодушно сказал Горристер.
А потом мы услышали… не знаю, как и сказать…
Что-то надвигалось на нас из темноты. Массивное, шаркающее, мохнатое, влажное, оно надвигалось на нас. Мы даже не видели его, но у нас сложилось впечатление чего-то огромного, и оно приближалось. Что-то огромное надвигалось на нас из темноты, хотя все, что мы ощущали на деле – это давление воздуха в ограниченном пространстве, словно расширяющее невидимую сферу. Бенни начал всхлипывать. УНимдока задрожала нижняя губа, и он крепко прикусил ее в попытках остановить дрожь. Элен подползла кГорристеру и прижалась к нему. Пещеру заполнил запах сырой, свалявшейся шерсти. И запах деревянной гари. И запах пыльного бархата. И запах гниющих орхидей. И запах кислого молока. Пахло серой, прогорклым маслом, разлившейся нефтью, бриолином, человеческими скальпами.
ИИ взвинчивал нас. Щекотал нам нервы. Пахло…
Я услышал собственный визг – громкий, аж скулы свело. Я метнулся через пещеру к выходу, на четвереньках по холодным металлическим панелям пола с бесконечными рядами заклепок. Запах душил меня, голова пухла от нестерпимой боли, заставившей меня бежать без оглядки. Я бежал как таракан в темноту, а это что-то, не отставая, преследовало меня. Остальные четверо остались на месте, у костра, и они смеялись… их истерическое хихиканье висело в темноте густым, разноцветным древесным дымом. Я убежал так далеко, как мог, и спрятался.
Мне так и не сказали, сколько прошло часов, или дней, или даже лет. Элен выговорила мне за то, что я дуюсь, аНимдок попытался убедить меня в том, что смех был всего лишь нервной реакцией с их стороны.
Но я-то знал, что это не имеет никакого отношения к тому, что ощущает солдат, когда пуля попадает не в него, а всоседа. Я знал, что никакая это не реакция. Просто они меня ненавидели. Они все настроились против меня, аИИ наверняка знал об этом и обратил все против меня, пользуясь глубиной этой ненависти.
Я знал. Бог свидетель, я знал. Чертовы ублюдки, и эта грязная сука Элен.
Бенни был гениальным теоретиком, преподавал в колледже; теперь он превратился в получеловека, полуобезьяну. Он был красив – машина не оставила от его красоты и следа. Он обладал ясной головой – машина свела его с ума. Он был геем – и машина снабдила его членом, которому позавидовал бы жеребец. ИИ изрядно потрудился над Бенни.
Горристер радел за других. Неутомимый спорщик, борец за мир. А еще он отличался методичностью, расчетливостью, умением заглядывать вперед. ИИ превратил его в неуверенного, закомплексованного типа, погруженного в свои тревоги. ИИ его ограбил.
Нимдок время от времени уходил в темноту, один и надолго. Не знаю, что он там делал, но возвращался он – белый, бескровный, трясущийся. ИИ мучил его особым, одному ему известным способом – мы так и не знали, как именно.
И Элен. Натуральная спринцовка! ИИ оставил ее одну на всех, превратил в шлюху, хотя она и прежде… гм… Все ее разговоры о невинных девичьих забавах, все ее воспоминания о чистой и светлой любви, все попытки убедить нас в том, что на ее девственность покушались всего дважды до того, как ИИ сцапал ее и сунул в нашу мужскую компанию… Грязь цена всей этой лжи леди Элен. И ведь ей это нравилось: четверо мужиков для нее одной. Нет, вот ей-то ИИ доставил удовольствие, хоть она и утверждала, что это не так.
Я единственный оставался в здравом уме и более-менее невредимый телесно. С рассудком моим ИИ пока не забавлялся.
Страдать мне приходилось только тогда, когда он навещал нас. В виде галлюцинаций, кошмаров, страшилок. Но эти гады, все четверо, сговаривались против меня. Если бы мне не приходилось держаться с ними начеку, как знать, может, я давно придумал бы что-нибудь способное одолеть ИИ.
Тут все прошло, и яразревелся. Боже, Иисусе милосердный, если ты только есть на свете, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, выпусти нас отсюда. Или убей. Потому что именно в эту минуту я осознал все с такой ясностью, что смог облечь это в слова: ИИ вознамерился держать нас в своей утробе бесконечно, обрекая на вечную пытку. Машина ненавидела нас так, как неспособно ненавидеть никакое другое мыслящее существо. И мы ничего не могли с этим поделать. И еще одна ужасная истина стала мне ясна в этот момент:
