— У тебя совсем другой папа. Не Слава. Когда мы расстались с тем мужчиной, ты уже был вот здесь. — Моя ладонь опустилась на живот. — Я говорила об этом Славе. Он знал всегда.
— И сейчас ты скажешь, что этот... хмырь — мой отец? — с яростью выпалил Тим.
Он уставился на меня с такой одержимостью, что ноги подкосились.
Мой самый лучший в мире мальчик. Добрый и заботливый... Никогда еще я не чувствовала себя настолько ужасной мамой, как сейчас. Никогда еще не было так трудно говорить с ним, как в эту минуту.
Ночные слезы в сравнении с этим откровением казались глупостью. Только пора уже было поставить точку. Произнести последнее «да».
Как перед прыжком с обрыва, я набрала полную грудь воздуха. Облизала губы. Но говорить ничего не пришлось.
— Ты все правильно понял. Этот хмырь — твой папа, — неожиданно раздалось совсем рядом. Денис возник словно из воздуха. — Он ничего не знал о тебе. Даже не представлял, что стал отцом. И сейчас очень хочет с тобой познакомиться.
***
После появления Дениса я даже дышать перестала. От сумасшедшей энергетики двоих Шаховых, казалось, в кухне вот-вот что-нибудь загорится.
Страшно было. И за Тима, который много лет считал себя сыном совершенно другого человека. По моей вине. И за Дениса, на которого отцовство свалилось будто снежный ком.
— Пожалуйста, прости его. — Я встала между своими мужчинами, заслоняя сына. — Он не хотел сказать ничего плохого. Просто Тим еще не все знает. И не все понимает.
— Глупости. Мне не за что его прощать. — Шахов отодвинул меня в сторону и уселся перед Тимом на корточки .
— Я от своих слов не откажусь! — уверенно произнес мой мальчик, глядя в глаза Денису.
— А я и не собираюсь от тебя этого требовать. Наверное, если бы ко мне в девять лет явился какой-нибудь хмырь и сказал, что он мой папа, я бы его послал, — Денис усмехнулся.
— Я бы тоже послал. Но мама расстроится. — Словно у него внезапно развился насморк, Тим громко потянул носом.
— Маму обижать нельзя. Согласен. Она у тебя замечательная. — Шахов обернулся ко мне.
За все наши встречи я привыкла к его уверенному взгляду, к холоду или огню в глазах. Денис будто не знал, что такое полутона в эмоциях. А сейчас впервые видны были трещины в непробиваемой броне. Его задумчивость. Его горечь. И досада.
— Папа у меня тоже хороший. И это не вы! — Выпалив это, Тим резко дернулся вправо. К двери на улицу.
Лишь нечеловеческая скорость реакции Дениса помогла ему перехватить сына.
Они буквально впечатались друг в друга.
— Послушай, я тебе не враг, — быстро заговорил старший Шахов. — Я не собираюсь заставлять называть меня папой или изображать послушного сына. Для меня это все тоже сюрприз! Я не знал о тебе точно так же, как и ты не знал обо мне. Мы в одной лодке!
— А если я не хочу с вами ни в какую лодку?! — Тим, не сдержавшись, перешел на крик.
— Прости, парень... Так вышло.
Я видела, как на горле Дениса тяжело дернулся кадык.
— Это у вас вышло. А у меня уже есть папа! Он в Лондоне. Мне не нужен другой. — Сын влажным от слез взглядом посмотрел на мужчину перед собой.
— К тому отцу тебе нельзя, — спокойным тоном продолжил Денис. — Сейчас это слишком опасно для всех. И в первую очередь, для твоей мамы.
— Папа Слава опасен? — Тимур вновь потянул носом. Растерянно уставился на меня.
— Очень! — кивнул Денис и закрыл глаза.
— Да он... Да ты... — Моего мальчика тряхнуло. — Черт! Пошли вы все! — закричал он. И будто не мог больше находиться рядом, вырвался и сбежал на улицу.
Вместе с ним, казалось, туда бросилось и мое сердце. Боль вспышкой разлетелась за ребрами. И ноги сами понесли вперед, во двор.
Ничего не соображая, я сделала несколько шагов. Почти добралась до порога. Но возле Дениса остановилась. Словно уперлась в невидимую стену.
— Не нужно. — Он не прикасался ко мне. Хватило голоса, чтобы врасти в пол.
— Мне нужно к нему!
— Только хуже сделаешь.
— Думаешь, знаешь его лучше родной матери? — Все еще было слишком больно, чтобы соображать.
— Я знаю себя и помню, каким был в этом возрасте. — Денис медленно поднялся и насильно притянул меня к груди.
— Но ему плохо, понимаешь ты это или нет? — Я дернулась в крепких объятиях. Попыталась вывернуться.
Однако не тут-то было. На все мои нервные движения Денис ответил горькой улыбкой и лишь сильнее вжал в свое тело.
— Скажи мне, женщина, — когда я немного успокоилась, зашептал он, — как у тебя получилось повторить и внешность, и характер? Я как на себя смотрю! Мозг коротит от такого сходства. Это даже не копия, а еще один оригинал.
Скорее всего, если бы Денис продолжил успокаивать, я бы завелась еще сильнее. Разрушительный женский маховик было бы не остановить. А после таких слов злость как-то сама развеялась.
Словно последняя дура, я посмотрела в окно: мой ребенок пинал во дворе камни. Чувствуя, как по телу разливается тепло, расслабилась. И сквозь слезы улыбнулась.
— Мне не хватало тебя... Сильно. Наверное, поэтому сын получился такой.
Глава 27
Елена
Тиму понадобился час, чтобы выплеснуть первую злость. Лишь когда возле крыльца не осталось ни одного камня и местные вороны перестали даже пытаться подлететь к участку, мой мальчик вернулся в дом.
Не спрашивая ни о чем, сам сделал себе чай. Схватил с тарелки бутерброд. И убежал на второй этаж. По-хорошему, стоило подняться к нему и продолжить разговор. Но я смалодушничала.
Слишком много лет сама вбивала в голову, что старших нужно уважать и папа хороший. Раньше это казалось правильным. Дениса не было в нашей жизни. Слава держал меня в ежовых рукавицах грязным компроматом. А превращать еще и сына в заложника Мисюрова... я не могла.
«Ложь во благо» выглядела не таким уж скверным выходом. У Тима была моя любовь. Иногда перепадала любовь Славы. Даже князь Абашев перед смертью признал Тимура внуком и отписал в наследство все крохи своего богатства.
Не было в мире моего мальчика места для еще одного отца. Боясь недодать заботы, я, как могла, заполнила все свободное пространство. И теперь Денису предстояло за это заплатить.
— Когда погибли родители, мне было примерно столько же лет, сколько сейчас Тиму. — Он словно прочел мои невеселые мысли.
— Ты не рассказывал.
Это было так удивительно. В прошлом мы были очень близки. Готовы на все друг ради друга. При этом никто не спешил делиться своим прошлым. Он не говорил о смерти родителей, я — о детстве без мамы.
