Так и сейчас. Набираю воздух в лёгкие, жмурюсь. И выпаливаю, краснея до самой макушки:
– Давид. Алан о том, что утром мы переспали.
Мне кажется, что кружка треснет пополам. С такой силой Давид опускает её на стол, разворачиваясь ко мне. Его лицо словно маска, не пропускает ни одной эмоции. Только глаза едва сужены, пронзают меня.
Я жалею, что так выпалила, но словно назад не забрать. Да и пускай мужчины между собой разбираются, а у меня будет несколько минут спокойствия и шоу.
Да и Алан… Он лишь вскидывает бровь, наблюдая за мной. Явно удивлён тем, что я сказала, но ничего не отрицает. Едва усмехается, а затем переводит взгляд на Давида.
Молчание давит. Кажется, что весь мир вымер, растворился. Ни домработницы, ни охраны. Только мы втроем. И ни единого звука, уверена, каждый слышит, как стучит моё сердце.
Опускаю взгляд, сжимая пальцами край халата. Просто жду, когда тишина лопнет, как натянутая струна. Обрушится упреками или злостью, хоть что-то произойдёт.
Я вздрагиваю, когда стул скрипит, а Давид начинает подниматься. Мне кажется, что меня сейчас прямо за волосы потащат в спальню, равнять какой-то счет.
Глупость сказала.
Сжимаюсь, когда мужчина нависает надо мной. Его ладонь поднимается к моему лицо, только вместо боли – касается влажный волос. Поправляет, а после давит на подбородок, заставляя поднять взгляд.
– Переспали, куколка? – холод звенит в голосе Давида, сковывая. – Я не слышу. Только ведь смело всё сказала.
– А если так? – сердце грохочет, а я как смертница, ступаю на мину. – Моё тело – моё дело. Что, если переспала?
– Сядь, Воронцов, - Алан вдруг сжимает моё плече, отодвигая к себе. – Анна любит делать шоу. Так, милая?
– Значит, секса не было? Так ты скажешь?
Резко разворачиваюсь, поджимая губы. Я не понимаю, что со мной творится. Но это явно сбивает Алана с толку. Он хмурится, рассматривая моё лицо. Кровь приливает к щекам, от смущения.
Говорю такие вещи…
– Анна…
– А говорил другое. Что всё нормально, что происходит между нами. А теперь – не было? Я поняла.
– Почему же? Было, Ань, конечно было.
Я замираю, часто моргая. Почему-то совсем не ожидала, что мужчина согласится. А теперь… А как же их договор, попытки оправдаться? Если мои слова не ставят всё под удар?
Чувствую себя маленькой и глупой, которую так легко переиграли. Всего одной фразой, и я теперь не знаю, что будет. Если Давид после этого отпустит… Тогда мне нужно всё будет решать только с Аланом, да.
Лучше же.
Лучше?
– Давид!
Я вскрикиваю, когда стул мужчины летит на пол. Резкий звук бьёт по ушам, всё внутри дрожит от этого жеста. Властного, грубого. Как мужчина обходит меня, дёргает Алана.
Я ведь не этого хотела! Точно не драки из-за меня, когда ещё и «счет» потом мне предъявят. Что устроила это, наговорила лишнего, подставила. Только слова не идут, давят на грудь.
– Какого хрена, Литвин?!
– А что? Ты же тоже соглашения не придерживался, когда ночью к Анне полез. Или ты думал, что один можешь плевать на правила?
– Не пытайся переиграть меня, Алан. Если мне потребуется стереть тебя в порошок…
Угроза виснет в голоса, но в ней столько уверенности, что меня пробирает. Они ведь оба непростые люди, а устроили черти что. И… Из-за меня? Почему?
Я могу понять Алана, как-то. С трудом, с безумием в голове, но могу. Пусть… Он хоть меня знает, из-за старых связей так решил поступать. Странно, дико, пугающе. Но можно оправдать.
Только Давид ведь совсем другой! Чужой, незнакомый. Он почти меня не знает, разве мало других девушек? Почему именно я так его зацепила?
– Хватит.
Прошу тихо, подрываясь. Не могу просто смотреть на это, касаюсь ладони Давида, которой он сжимает ворот рубашки Алана. Давлю, привлекаю внимание.
– Хвати. Это не…
– Соврала, куколка?
– Нет, - правда бьёт по щекам с такой силой, что голова начинает кружится. – Но ведь Алан прав. Вы… У нас с вами… Вы тоже приходили ко мне. И Алан… Пожалуйста, не заставляйте меня это говорить.
– Когда что-то начинаешь, Анют, имей смелость довести до конца, - Давид отступает, и я глотаю воздух. – Что ты устроила?
– Я не… А что? Вы же тоже решаете что-то вместо меня и говорите, что хотите. Почему я не могу?
– Потому что мы за свои слова будем отвечать. А ты?
Мнусь на месте, желая провалиться сквозь деревянный пол. Вот и сыграла, насладилась, да. Только сильнее загнала себя в ловушку. И стыдно жутко, что призналась.
А ведь правда. Давид ночью, Алан утром. И что потом? Я… Я совсем по рукам пойду или как? Если уж позволила незнакомым мужчинам такое, то что дальше?
– Не вздумай плакать, - Алан притягивает к себе, моя спина бьётся о его грудь, кожу жжёт жаром. – Сама начала, Ань. Если играешь в подставы, то позволь дойти всему до конца. Или научись просчитывать шаги наперед, чужую реакцию. А теперь давай продолжим завтрак, ладно?
– Ладно.
– Но я оценил.
– Оценил?
– То, как ты ловко вывернула мои слова. Мне понравилось.
Я краснею, снова. Мне кажется, что у меня теперь вечно красная кожа будет. В жизни столько не смущалась, как сейчас. Из-за обычного комплимента, брошенного вскользь.
А ещё того, о чём говорят мужчины. Они бросают всего несколько фраз вскольз, возобновляя перемирие. Мне хочется, чтобы жар в венах вернулся. Сжег меня к черту, и мне не пришлось ловить намек в словах Алана того, что мы творили в ванной.
Он не говорит напрямую, но…
– Но Анна все ещё невинна. Так, милая?
– Издеваетесь?
– За всё есть плата.
– Я поняла. Да, облажалась. Хорошо, - бурчу чуть обижено, сама не понимая, что со мной. Не получилось, ни капли веселья не получила оттого, что обрубила подколы Алана. – Поняла я. Столько кофе ведь вредно.
Я ловлю ладонь Давида, когда он подливает кофе в кружку, пятый или шестой раз за утро. Тут же одергиваю руку, понимая, что лезу не в своё дело. Но ведь… Так нельзя.
Жду упреков или грубых слов. Дима всё время бесился, когда я лезла не в своё дело. Если пыталась приготовить полезную пищу, выбрасывая всю гадость из дома, или делала замечание за тот же кофе.
– Заботишься? – его голос звучит так мягко, с ноткой… удовольствия? – Ты права, с кофе перебор. Видишь, до чего доводишь меня, куколка? Ни капельки не стыдно?
– Давид!
– Ты наелась, Анют?
– Да, - киваю, отодвигая от себя тарелку. Кусок в горло совсем не лезет. – Спасибо.
