Кажется, что я просто не могу реагировать по-другому. Страх, какое-то ожидание, беспокойство и нотки… Не возбуждения, но чего-то очень близкого к этому.
– Мне жаль, - бормочу, не представляя, что Давид сейчас попросит сделать. – Я не должна была так говорить.
– Не должна. Но ты ведь не маленькая девочка, ты должна знать, что за всё приходится отвечать. Порадуй меня, куколка.
– Давид, - его имя кажется проклятием, сдавливает горло. – Пожалуйста. Вы… Вы же сами доводите меня до этого, а после наказываете.
– А ты не ведись на провокации. Что я такого сказал, что ты послать решила?
– Вы сказали, что будете делить! Это звучит как…
– Нет, куколка, - мужчина сжимает сильнее, голос становится тише, звенит от злости. – Спать ты будешь исключительно со мной. Ты поняла это? Я не делюсь. Ты будешь раздвигать ноги только передо мной. Ясно?
– Не буду.
Вскрикиваю, когда Давид сам подаётся вперед, прикусывает мою губу. Он целует настойчиво, выжимая из меня всё. Между ног покалывает от чужого дыхания на коже, как его язык сталкивается с моим.
Давид не медлит, не дает времени ответить. Он просто берет сам, давит ладонью на мой затылок. Держит, покоряет. У меня внутри будто петарды взрываются, бомбы падают.
Бронебойные, ядерные – разрывают меня на клочки, вызывают пожар. Я сгораю в этом огне, губы жжет от давления и укусов. А я сама себя не понимаю, потому что тянусь в ответ.
Кислорода не хватает, я задыхаюсь и творю глупости. Целую сама, сжимаю пальцами ворот мужской куртки. Это безумие, которое по капли проникает в кровь.
Всё стягивает желанием лоно, простреливает, когда чувствую эрекцию мужчины, упирающуюся между ног. Всхлипываю и стону, когда Давид перемещает пальцы с ягодиц дальше. Касается влаги, надавливает.
Это ужасно, снова, с другим.
Это так хорошо.
До вспышек перед глазами, летающих мушек.
– Давид, не надо, - прошу, а сама подаюсь бедрами навстречу. Не могу справится с желанием, оно словно душит. – Не так. Я же… Всё это неправильно. Пожалуйста.
– Это, - прикусывает нижнюю губу, оттягивая. – Правильно, - его щетина колит кожу лица, щекочет шею, когда мужчина спускается поцелуями. – Всё правильно. Хочу тебя, куколка. Бесишь меня.
– Бешу?
– Отказами. Сама ведь хочешь, так течешь на пальцы, а при этом крутишь носом. Что тебе надо, чтобы нормально себя вести?
– Мне… Время. Мне надо время, - цепляюсь за эту идею и за плечи мужчины, едва отстраняясь. – Чтобы привыкнуть и не ошибаться. Всё слишком быстро, а я не могу подстроиться. И творю глупости.
Пожалуйста, пусть этого окажется достаточно. Мне нужно время, хотя бы разобраться с самой собой и что я творю. Что мне делать с влечением к незнакомому мужчине.
К двум.
– Я постараюсь больше не грубить и не нарываться, - обещаю, чувствуя, что хватка Давида становится слабее. – Но что, меня нельзя понять? У меня вся жизнь перевернулась и…
– Сядь на свое место.
– Я…
– Сядь.
Повторять в третий раз не нужно, чтобы я просто слетела на соседнее кресло. Тяну ремень, словно сейчас Давид передумает. Подбираю к себе ноги, стараясь унять дрожь. Между ног всё пульсирует всего от нескольких касаний, жар бежит по венам.
Никак не справиться.
Ведь в глубине души я хочу предложения. В постыдных, темных закромах души. Ощущение, что Давид и Алан просто пробили брешь, и теперь со мной творится что-то плохое.
– Ты… - мужчина втягивает воздух сквозь сжатые зубы, цедит по слову. – Я, бля, не сдержусь в какой-то раз. Особенно, когда ты елозишь по стояку.
– Ничего я не… елозила. Вы сами… Ты сам меня затащил сверху и…
– Обвинения прикрути. Обещала же больше не нарываться.
– Обещала стараться.
Парирую и замираю на секунду, в ожидании ответа. Но Давид вдруг усмехается, кивает. Не злится больше, и тревога понемногу отпускает. Будто сжало когтистой лапой, отпуская палец за пальцем.
– Ты красивая, куколка, - мужчина касается моего лица, очерчивает скулы. – И вроде не совсем идиотка. Тогда почему так себя ведешь? Предъявы пацану могла кидать, не мне.
– Я запомню. Но что мне было думать, когда ты сказал…
– Спросить? – Давид заводит машину, продолжает путь так, словно ничего не случилось. – Адекватно, бля, спросить.
– Хорошо. Вы договорились меня делить. Как?
– Время со мной проводишь, потом с ним. Ночевать будешь со мной…
– А потом с ним? И думаешь, у меня нет поводов злиться? Туда-сюда, как игрушку кидать.
– Нет, только со мной. Тина скажет, кто именно аукцион выиграл, и разберемся. Вечером, куколка, всё знать будешь.
– Тина? Та Тина из клуба, вы с ней будете встречаться? А можно мне с вами тогда?
Не знаю, зачем прошу, но… Тина единственная, кто открыл мне глаза на происходящее. Пусть была груба и не поверила мне, но она могла что-то подсказать, дать совет.
Хоть кто-то в жизни, кроме двух мужчин и их охраны.
– Нет. Незачем тебе с ней видеться.
– Почему?
– Потому что Тина шлюха, которая продает себя всем.
– А я чем тогда лучше? Раз точно так же была на аукционе? Просто что всем не успела себя продать? Ты ведь так же ко мне приставал, когда не верил? Тоже так считал. И что? Почему вдруг мне…
– Потому что ты светлая, куколка, и чистая. А Тина тебя испачкает, когда попытается затянуть в этот бизнес.
Меня вы пачкаете.
Но сказать об этом не решаюсь.
Глава 21. Давид
Ну вот как можно быть такой?
Куколка сидит рядом, пыхтит обиженно и смотрит в окно. Охренеть ситуация. Она выебывалась, послала меня, а теперь губы дует. Вся невинная, обиженная.
Черт.
Сильнее сжимаю руль, отвлекаясь. Потому извиняться я не умею и не собираюсь. А единственный вариант, тормознуть где-то и нагнуть Анюту, чтобы вытрахать всю её дурость из головы.
– Так и будешь вздыхать? – спрашиваю, когда до её дома остаётся пару минут. – Аня.
– Я не вздыхаю, - цедит сквозь зубы, стараясь держать тон. – Всё нормально.
– Куколка, мы же договорились.
– Ну а что мне делать? Мило улыбаться, кивать на каждое слово и делать вид, что всё прекрасно? Так ведут себя девушки в твоем мире?
– Приблизительно.
– Ну, так я не из твоего мира, Давид. Я не могу притворяться. Молчать тоже не получается. А когда молчу, то чувствую себя идиоткой. И что мне с этим делать?
