— Да? — я напрягся.
— Тот мальчик. Синицин, которого ты побил в дуэли утром. Это странно, но что-то показалось мне в нем знакомым.
— Знакомым? Ты знаешь его? — я приподнялся на в кресле, нахмурился.
— Нет. Но что-то в нем. Какие-то его черты. Я будто бы видела его раньше.
— Черты, — я задумался, — может ты видела кого-то из его родственников?
— Я не знаю. Иногда, когда я смотрю на мир твоими глазами и вижу что-то, что кажется мне знакомым, в памяти просыпаются образы.
— Нужно показать тебе родственников этого Синицына. Может ты что-то вспомнишь.
— Смотреть твоими глазами тяжело, –голос Кати звучал устало, — любые взаимодействия с внешним миром очень сложные... я не знаю...
— Я поищу фото их семьи в интернете. И тогда ты попробуешь посмотреть.
— С кем это ты говоришь? — за спиной раздался голос Стаса.
— Как это с кем? — я улыбнулся, обернулся к нему как ни в чем не бывало, — сам с собой конечно. А ты разве так не делаешь?
— Нет, — мальчик, одетый в легкую летнюю пижамку, удивленно округлил глаза, — не делаю.
— Ну ты и странный, — сдержанно засмеялся я, — а чего не спишь-то?
— Ирина Сергеевна, — он зевнул, прошел к журнальному столику и взял графин с водой, налив в стаканчик, отпил, — классуха моя, разрешила не ходить. Дала выходной, раз уж меня чуть не сожрал карнозавр.
— И от карнозавров бывает толк, да?
— Ага, — улыбнулся мальчик, — все еще несколько бледный после случившегося, Стас, тем не менее, выглядел спокойнее, — да и что-то заснуть не могу. Как закрою глаза, там железные зубы.
— Ну, ты улыбаешься. Хороший знак. А был хмурый, как полено. А зубы скоро забудутся.
— А я знаю, — мальчик прошел к соседнему креслу, уселся, — знаю, что ты тут бормочешь.
— Да? И что же?
— Ты учишь заклинания. Как только стал магом, так и учишь. Вон какие уже знаешь.
Я не ответил, улыбнулся.
— А много ты знаешь о магии? В интернете об этом почти ничего нет. А в дедушкиных и папиных записях написано очень непонятно. У них много тр… трак… — мальчик задумался, — трак-та-тов, — произнес он по слогам, — про магию. Особенно про боевую.
— Милитарику, — кивнул я.
— Кажется да. Но я ничего не понимаю. Хотя и пытался читать.
–Ну, — я улыбнулся, — да. Я знаю много.
— Расскажешь? — глаза мальчика заблестели.
— А что тебя интересует?
— Ну, — он хитро улыбнулся, — для начала, откуда ты все знаешь.
— Читал умные книжки, — хохотнул я, — в больнице.
Как ни странно, тут я почти не соврал. В свое время я действительно прочел целую гору трудов по магии. Особенно по боевой. Это нужно было, чтобы знать, чем могут быть вооружены мои противники на дуэлях. Черный ореол — это сильная вещь. Но чтобы побеждать, его одного было недостаточно. В дуэли побеждают мозги.
— Ну ладно, — он тоже захихикал, — считай что поверил. Так откуда же вся эта магия?
— Из источника, — быстро ответил я, — она просто есть в воздухе, как кислород. Ну и маг впитывает ее всем телом, когда творит заклинание.
— А что такое источник?
— Никто не знает.
Теорий о том, откуда берется мана, было множество. Ученые вечно спорили и выдвигали все новые гипотезы. Но все сходились в одном: источник точно есть, его природа неизвестна, и концентрация маны зависит от населения планет. Когда во времена Первой Магической войны, сильные маги-воины, каждый из которых мог сравниться по силе с целым полком, выкашивали солдат противника сотнями, и колошматить друг друга заклинаниями почем зря, концентрация маны сильно упала.
Да, вот такой парадокс: чем больше люди убивают друг друга при помощи магии, тем слабея эта магия становится. Словно бы кто-то невидимый пытается поддерживать баланс. Может это и есть источник? Именно тогда маги-дворяне, сильные мира всего решили закончит войну. Испугались, что то, на чем держится их власть — магия, ослабеет настолько, что пустые выдавят их силой прогресса.
У многих пустых уже есть деньги, производства, оружие. Но власть и сила должна была остаться у дворян-магов. Тогда и появилась Хартия Магического Мира. Во многом Российская Империя продавила эту инициативу. На конец войны именно она была экономически сильней остальных участников. Правда, маги слабели и у нас.
А Хартия и Дуэльный Кодекс, принятые странами-участницами после окончания войны, были очень на руку Империи. Конечно, ведь в магические дома России остались наиболее сильными, когда кончалась мясорубка. В войне все умылись кровью. Маги тоже. И все хотели мира.
С принятием кодекса, каждый геополитический конфликт решался теперь международными дуэлями магов. Но не только, конфликты между аристократическими родами надлежало разрешать тоже, посредствам дуэлей. И как ни странно, это помогло. Конфликтов между аристо стало меньше. Ведь победитель дуэли мог претендовать на чужую собственность.
Потому, никому не хотелось лишиться какого-нибудь заводика из-за пьяной драки. Так что, открытых конфликтов стало меньше. Но все еще достаточно. Однако, подковерные интриги благородных расцвели с новой силой.
— И заклинания, — проговорил задумчиво Стасик, когда я закончил рассказывать ему об источнике магии, — я слышал, они бывают разными по силе.
— Ну да, — я кивнул, — одноступенчатые, когда формула состоит из одного слова — наиболее слабые. Например, феррум. Заклинание-призрачный клинок. А сильнейшие — пятиступенчатые. Такие, как огнепад. Его формулу я произносить не буду, — я подмигнул, — от греха подальше.
Стасик испуганно уставился на меня.
— Да расслабься ты, — я рассмеялся, — сейчас я не смог бы сотворить огнепад, если бы даже захотел. Не хватит, ни силы души, ни крепости тела.
— Как это? — задумался мальчик.
— Позже расскажу, — я потянулся, — время позднее, а мне завтра рано вставать. Дел много.
— Это каких же, — недоверчиво проговорил Стасик.
— Секретных. Секретных дел, — улыбнулся я.
* * *
— Сладкий, — Вера, супруга Виктора Орловского заглянула в кабинет.
— Ммм, — Виктор успел сдвинуть бутылку коньяка за монитор своего компьютера, спрятал от жены хмельные глаза.
— Ты скоро? Ужин подан. Дети уже собрались. Ждем только тебя.
— Начинайте без меня, — Виктор попытался придать голосу будничный, и что важнее всего, трезвый тон.
— Но Витя, — супруга озадаченно посмотрела на него, — у нас принято ужинать вместе, конечно, если ты не в отъезде.
— Прости, Вера, — он сделал вид, что вчитывается в документы, — много работы.